Итоги Итоги - Итоги № 31 (2012)

Сейчас много говорят: мол, все это была показуха, призванная доказать преимущества социалистического строя. Не знаю, может, горожане и чувствовали какие-то неудобства, связанные с ограничениями, введением паспортного режима... Мы же, спортсмены, какой-то искусственности происходящего не ощущали. Наоборот, искренне гордились тем, что московская Олимпиада ничуть не уступает Играм-76 в Монреале. А во многих смыслах и превосходит их. Восхищались бассейном «Олимпийского» — огромным, воздушным, светлым. Правда, еще за три дня до начала соревнований там торчали кабели, а часть стен не была выкрашена. Однако, как часто водится в нашей стране, в последнюю минуту все было приведено в порядок, вычищено и убрано.

— С тремя золотыми медалями вы стали одним из героев Олимпиады-80. После того триумфа вас, наверное, завалили подарками и премиями?

— По итогам Игр я был награжден орденом Трудового Красного Знамени. Это была моя первая награда, поэтому на орден Ленина я не мог рассчитывать в принципе. Орден, кстати, потом вызвал конфуз в военной части, к которой я был приписан, — моя спортивная карьера ведь закончилась в ЦСКА. Когда оформляли документы о демобилизации, прапорщик в отделе кадров вдруг поднял голову: «Здесь, наверное, опечатка, у вас же орден боевого Красного Знамени?» — и никак не мог взять в толк, что никакой ошибки нет (смеется).

За каждую золотую медаль мне заплатили по три тысячи рублей. На них я без очереди купил машину — седьмую модель «Жигулей», которой безумно гордился. С жильем дела обстояли сложнее. В Ленинграде мне вручили ключи от однокомнатной квартиры. Там, правда, не было телефона, его обещали поставить через полгода, но это казалось незначительной мелочью. Я там толком и не пожил, а когда женился на Марине и переехал в Москву, вернул ключи назад. Не продал, не принес в семью, просто выписался — надеясь, что в столице получу другую квартиру. Но в Москве спортобщество «Зенит», за которое я тогда выступал, в предоставлении жилья мне отказало. Семь месяцев жил у родителей жены, пока обстановка не начала накаляться. В итоге я перешел в ЦСКА, где жилищный вопрос решили очень быстро.

С приобретенной на призовые «семеркой», кстати, также случилась курьезная история. После Олимпиады-80 в Москву приехал журналист из американского журнала Sports Illustrated делать про меня материал. Перед этим он был в гостях у 9-кратного олимпийского чемпиона Марка Спитца и теперь горел желанием написать сравнительный репортаж о том, как живет знаменитый Сальников. Репортер этот, Гарри, несколько раз бывал у нас с Мариной в гостях, следовал за мной буквально по пятам. Даже на чемпионат Европы в Рим вслед за советской сборной поехал... Стоит ли говорить, что мы старались не ударить перед ним в грязь лицом — естественно, в меру наших финансовых возможностей. Раз, скажем, пригласили американца на дачу. У нас был обычный деревянный домик с огородом, куда мы иногда заезжали летом. Наготовили шашлыков, скормили гостю две банки тещиного вишневого варенья. Правда, не обошлось без конфуза: когда машина заезжала на участок, ворота от ветхости упали.

В другой раз я взял с собой Гарри на тренировку. Когда подъехал к бассейну «Олимпийского» и запарковался, по привычке снял с машины дворники и зеркала заднего вида. Тогда эти аксессуары часто воровали, у меня, например, их снимали несколько раз. Кому интересно все время за ними в магазин бегать? Американец оказался парнем наблюдательным и описал все это в своей статье. Получалась интересная картина: Спитц ездит на шикарном лимузине, Сальников — на дребезжащем ведре под названием «Жигули», с которого он вдобавок снимает зеркала и дворники. Спитц открывает парад роскошных яхт в Майами, Сальников в это время закрепляет еле стоящие ворота у фанерной времянки. И так далее... (Смеется.)

В общем, вызвали меня в Спорткомитет, начали пропесочивать. Мол, что же ты нас в глазах иностранцев позоришь?! «А вы разве зеркала не снимаете?» — недоумеваю я. Хотели мне вроде даже выговор влепить, да не за что. Машина ведь моя, могу делать с ней, что хочу. И смех и грех...

— Знаю, после московской Олимпиады у вас в США была и другая слава. Мне рассказывали, что американцы начали перенимать фирменный победный жест Сальникова — две поднятые вверх руки.

— Да, они вырезали по моей журнальной фотографии трафарет из бумаги и разучивали жест по нему. Мне это потом подтвердили Марк Шуберт и Рафаэль Эскалос — испанский пловец, принявший гражданство США. Признались американцы и в другом: оказывается, они вешали мои фотографии на шкафчики в раздевалке и метали в них дротики для дартса. Это им, дескать, помогало лучше настроиться на борьбу.

— Давно хотел задать кому-то из бывших пловцов интимный вопрос. Известно, что перед важными заплывами спортсмены сбривают с тела волоски, чтобы лучше чувствовать воду. Сейчас с различными депиляционными средствами проблем нет, а как было раньше?

— Раньше мы пользовались бритвенными лезвиями «Нева», которые считались главным оружием советских пловцов. Они были очень толстыми и при бритье снимали с кожи не только волоски, но и самый верхний слой эпителия. Для плавания это было то, что надо. Что толку в удалении волос, если ощущения кожи не обострены? С «Невой» же мы обнажали свои нервные окончания в буквальном смысле этого слова. В итоге процедура бритья граничила с садомазохизмом. Когда наши спортсмены выходили на старт, на спине и груди у них были видны полосы от станка. Это приносило неповторимое чувство воды: ты ощущал ее буквально каждой клеточкой. Еще одним побочным эффектом становились растирки, которые накладывались во время массажа перед соревнованиями на заголенное тело. Если массажист не рассчитал и хоть немного переборщил с количеством разогревающей смеси, это приводило к очень серьезным ощущениям. Могу сказать как человек, неоднократно это переживший: боль, сравнимая с ожогом, — сразу бросаешься смывать растирку, заливать ее маслом.

— Можете вспомнить, где вы находились в июле 1984-го, когда проходила бойкотируемая Советским Союзом и другими социалистическими государствами Олимпиада в Лос-Анджелесе?

— Вместе с национальной командой я был на сборах и готовился к соревнованиям «Дружба-84», которые должны были стать неким заменителем Игр. Этот этап моей жизни в голове отложился не очень хорошо, а вот как мы узнали, что в Лос-Анджелесе выступать не будем, помню отлично. Когда об этом было объявлено, сборная находилась в ГДР на тренировочной базе в городе Линдофмарк. Классический немецкий эрзац, которому позавидовали бы даже спартанцы: общага с удобствами на этаже, скромный бассейн. Впрочем, на большее рассчитывать было сложно — ударный сбор, на нем только пахать, и все. Вечером включаем в холле телевизор, а там зачитывают объявление. Мол, в связи с угрозой для жизни атлетов принято решение не участвовать... Внутри мгновенно воцарился какой-то вакуум, полная пустота. Совершенно непонятно, что теперь делать и надо ли делать вообще. Тут же возникла масса вопросов: а для чего ты корячился все последние четыре года?! Ребята предлагали напиться, благо спиртное продавалось в лавке по соседству. Но даже пить не хотелось, организм не мог сразу отказаться от годами соблюдаемого режима.