Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6386 ( № 39 2012)

- На улице дождь, грязь, холод, настоящее тёмное царство, - стал я ему объяснять, - и тут является Катерина со своими ногами. Взгляни, эти ноги разве не луч?

- Ноги как ноги, - посмотрел под стол Гриша. - Вот если бы потрогать[?]

- Трогать нельзя, - погрозил я ему пальцем.

- А ты испроси разрешения, - посоветовал Алексей.

- Девушка, можно потрогать вас за коленку? - галантно наклонился к ней Алексей.

Екатерина пожала плечами.

- Можно, - удовлетворённо усмехнулся Алексей.

Гриша осторожно положил руку на круглое колено девушки.

- Хорошие ноги, - кивнул он и убрал руку. - Луч.

"А вот мне ни разу не довелось потрогать, - позавидовал я. - Наверное, не так просил".

- Вы не просили, - сказала Катя и поправила юбку.

- Об этом не просят, - вздохнул я. - Но не будем о грустном. Почему ты ещё в Москве?

- Завтра улетаю, - улыбнулась она уголками губ.

- Какое из морей?

- Средиземное.

Екатерина работала редактором в одном из крупных издательств и вполне могла позволить себе отдых в хорошем месте. Но в данном случае, видимо, речь шла о спонсоре.

- Канны? - посмотрел я на неё.

- Сан-Тропе.

- Отель в первой линии?

- Конечно.

- Вы на каком языке говорите? - спросил Григорий. - Ни черта не понимаю.

- Тебе и не надо понимать, - откинулся я на спинку стула. - Вот был я недавно в Геленджике[?]

Я запнулся, потому что именно в этот момент в буфет вошла троица. И я сразу почувствовал, что сейчас что-то произойдёт.

Троица направилась к ближайшему от нас столику и по-хозяйски расположилась за ним.

- Не возражаете? - с едва уловимым акцентом обратился ко мне лощёный господин лет сорока, вероятно, старший в этой компании.

Я пожал плечами. В нижнем буфете не было принято спрашивать разрешение. Катина коленка являлась тем самым исключением, которое подтверждает правило.

- А я никому ничего не разрешала! - дёрнула плечиком Екатерина, и это было не похоже на неё.

- Ладно-ладно, - погладил я её по руке. - Мы пошутили.

- Давненько я не бывал здесь, - сказал господин, оглядываясь по сторонам. - Абсолютно ничего не изменилось.

- В буфете водка дрянная, - поморщился белобрысый молодой человек с брюшком, - да ещё разбавленная.

"Рая действительно разбавляет, - усмехнулся я, - но только перед закрытием".

- Мы водку пить не станем, - неизвестно откуда в руках господина появилась большая глиняная бутылка. - Ничего не имеете против рижского бальзама?

"Как это я сразу не догадался? - с облегчением подумал я. - Такой акцент бывает только у русских из Прибалтики. Водка, разбавленная бальзамом, в Риге называется "кристап".

- Мы никогда ничего не разбавляем, - со стуком поставил на стол бутылку господин. - Вы не против, если мы соединим наши столы?

Второй его спутник, хмурый верзила, очень ловко сдвинул столы, не задев никого из нас.

- Я ухожу, - легко поднялась Катерина, ещё раз продемонстрировав свои изумительные ноги.

Странно, но на них смотрел один я. Григорий, прищурив глаз, приглядывался к бутылке. Алексей следил за манипуляциями верзилы. Лощёный и вовсе отворотился к стене.

- И что ты всё торопишься, - вздохнул я. - Русская женщина должна быть степенной.

- И дородной, - показала мне язык Катерина. - Приятных развлечений.

Я проследил взглядом, как она шла, помахивая сумкой и покачивая бёдрами.

- Сегодня женщины нам не нужны, - сказал господин, придвигаясь вместе со стулом к столу и беря в руки бутылку. - Сегодня мы будем говорить о литературе.

"О литературе как раз лучше беседовать в присутствии женщин, - подумал я. - И желательно хорошеньких".

- Это распространённое заблуждение, - взглянул на меня господин. - Женщины отвлекают от главного.

- И что же главное? - попытался я поймать его плавающий взгляд.

- Главное - это разомлевшая Москва в августе. Мысли о хлебе насущном. Предстоящий отдых в Крыму. Кстати, он пройдёт хорошо, вы останетесь довольны.

- Спасибо.

Я отметил про себя, что ничему не удивлюсь. Червячок тревоги, обычно просыпающийся в любой незнакомой ситуации, безмятежно дремал.

- А что это за бальзам, которого я не знаю? - спросил Григорий. - Как он называется?

- Это очень редкий бальзам, - усмехнулся господин. - Знать его вы не можете, ибо никто из москвичей его никогда не пил. Фридрих, сколько ему лет?

- Сто, - сказал Фридрих, составляя кофейные чашки одна к одной, как пирамиду в бильярде. - А то и все двести. Мы его у одного курфюрста одолжили. Или он не курфюрст?

- Что ты людям голову морочишь? - осклабился господин. - Налей.

- Может, рюмки принести? - сказал я. - Из чашек неудобно.

- Этот бальзам удобно из любой посуды, - повернулся ко мне господин. - Но вы не бойтесь, он настоящий.

Фридрих разлил по чашкам тёмную маслянистую жидкость.

- Прошу отведать, - взял в руки чашку господин. - Николаус, тебе пока нельзя.

Верзила с отсутствующим видом стал изучать потолок. Странно, но в этой компании мне он был симпатичнее остальных. Впрочем, Фридрих тоже не вызывал опасений.

- Здоровье господ писателей!

Лощёный медленно выпил чашку до дна.

"Как же его зовут?" - подумал я, делая глоток.

Бальзам действительно был отменный. Защипало в горле, одеревенел язык, в нос шибанул запах луговых трав, приятно закружилась голова.

- Хорош? - заглянул мне в лицо Лощёный.

"Да у него разные глаза!" - изумился я.

- Это зависит от освещения, - сказал Лощёный. - Но не будем отвлекаться. Итак, о чём вы пишете, господа? Вот вы, например?

Лощёный повернулся к Григорию.

- Обо всём, - сказал Гриша.

И он абсолютно не врал. Григорий действительно писал обо всём. Он был уникум в полном смысле этого слова. Во-первых, Гриша запоминал всё, о чём читал. Во-вторых, прочитывал он в среднем две книги в день. И если ты в разговоре упоминал, например, китайскую династию Хань, Мин или Цинь, Гриша называл годы правления императоров из этой династии и причины, из-за которых она погибла. Так же легко он рассуждал о разрушении Иерусалима, походах викингов, стволовых клетках и мормонских сектах. К последним он проявлял особый интерес. По его мнению, наступала эра мормонского владычества на земле.

- Из-за многожёнства? - спросил я, когда Гриша рассказал мне об этом.

- В том числе, - кивнул он.

Лощёный, однако, об уникальности Гриши ничего не знал.

- Писать обо всём, - усмехнулся он, - значит, писать ни о чём.

- Поэтому, наверное, меня и читают, - пожал плечами Гриша. - У меня больше двадцати книг.