Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6387 ( № 40 2012)

Это непритязательные, простые, поучительные и забавные рассказики о детском житье-бытье. Они легки для восприятия, их можно читать вместе с родителями, а можно - даже ребёнку четырёх-пяти лет - читать самостоятельно. В некоторых рассказиках есть и сюжет, и мораль, в других - только смешная жизненная зарисовка. Наш детский эксперт затруднился сказать, какие ему понравились больше. Главная мысль рассказов Русецкой - семейная: детям очень даже есть чему поучиться у взрослых, но и взрослые порой вдохновляются детьми на великие свершения. Мальчик спасает деревце, бабушка с дедушкой играют в шахматы, пытаясь приохотить внука, папа читает и комментирует лермонтовское "Бородино"[?] Все картинки лучше, чем в реальной жизни, или по крайней мере в жизни такое бывает нечасто, - зато как приятно, когда бывает именно так.

Книги предоставлены магазинами "Фаланстер" и "Библио-Глобус"

Татьяна ШАБАЕВА

«Святой мой народ»

Николай Зиновьев.

Стихотворения. - М.: Редакционно-издательский дом "Российский писатель", 2012. - 224 с. - 1000 экз.

Николай Зиновьев - известный русский поэт. Хочется сделать акцент на слове "русский", потому что тема национального самоопределения, тема России, её судьбы - ключевые для Зиновьева. Стали афоризмом его строки: "И человек сказал: "Я - русский", И Бог заплакал вместе с ним". У России особая миссия, она одновременно проклята и благословенна.

Есть в мире Запад,

есть Восток,

А между ними,

как мессия,

На отведённый

Богом срок

Распята ты, моя

Россия.

Одна война не улеглась,

Уже другая ладит сети.

По братской пуле

между глаз

Нас узнают

на этом свете.

В центре внимания поэта всегда - Родина и душа, душа, переживающая за Родину. Книга пронизана искренней, страстно выраженной болью за всех: за стариков, за бомжей, за больных.

У знакомых -

больная дочь.

Инвалид, понимаешь,

с детства.

И никто ей не может

помочь.

Нету в мире такого

средства.

Понимаю, что я

ни при чём,

Понимаю, умом

понимаю[?]

Но немеет под левым

плечом,

Когда взгляд на неё

поднимаю[?]

("Когда взгляд

поднимаю")

Поэзия Николая Зиновьева - это поэзия сострадания, поэзия, обращённая не на себя, а идущая в мир сестрой милосердия. И поэтому она должна быть проста и внятна, без всяких изысков. К чему ей витиеватые рифмы и сложные метафоры. Разве больной, когда к нему приходит врач, смотрит на то, насколько доктор красив? Больного интересует только помощь, которую ему могут оказать. Так и со стихами Зиновьева. Они призваны одновременно тормошить и лечить, вскрывать болезненный нарыв и тут же врачевать.

Вполне понятно, что выбрана традиционная форма: когда идёшь к бомжу и несёшь ему миску горячего супа, зачем одновременно делать ещё и сальто?..

Часто используется прямое публицистическое высказывание, особенно в гражданских стихах, отчего собственно поэтических достоинств у стихотворения становится меньше, но для Зиновьева гораздо важнее смысл сказанного, а не форма, в которую оно облечено. Есть и прямое морализаторство, звучащее как обвинительный приговор времени.

[?]И любви весь вышел

срок,

Секс пришёл любви

на смену,

Воцарён везде порок,

Верность бьётся лбом

о стену[?]

("Весть")

Довольно много афористичных в четыре строки стихов-моралите.

Святой мой народ,

и святей не бывает.

Ты приглядись

к его горькой судьбе:

В поте лица он всё хлеб

добывает,

Но добывает его не себе.

В книге собраны стихи, неравнозначные по художественному достоинству: на одно удачное приходится несколько менее удачных, но так или иначе все они проникнуты страстной и убедительной энергией неравнодушного автора. И тем более ценны такие философски-добродушные, никого ничему не учащие, ни к чему не призывающие, а просто приглашающие разделить переживание как дружеское застолье.

Я люблю бродить

по свалкам,

По черепкам

и по фиалкам.

Узреть в баяне без мехов

Никчёмность всех своих

стихов,

Узнать в развалинах

буфета

Ненужность и себя,

поэта.

Но я себе ничуть

не жалок.

Наверно, это свойство

свалок:

Влиять на душу

философски[?]

Но выпить хочется

чертовски[?]

("На свалке")

Ульяна БОЧАРОВА

Комментируем комментарии

РВАНОЕ ВРЕМЯ

Давняя повесть Фридриха Дюрренматта "Поручение, или О наблюдении наблюдателя над наблюдателями[?]" появилась в русском переводе ещё в советские годы. Тогда у литературоведов Запада входили в моду комментарии. Часто эти комментарии значили больше, чем сами творения. Впрочем, европейские критики относились к своим опытам весьма серьёзно. Необъяснённое произведение искусства якобы неспособно покорить публику. Для этого и существуют наблюдатели и комментарии к наблюдаемому.

Сегодня комментарии вошли в моду в России. Точнее, вошли они ещё вчера, а сегодня продолжают захватывать литературное поле.

Так, комментарии к замечательной поэме Венедикта Ерофеева "Москва-Петушки" в десятки раз превышают её объём. Близки к объёму шедевров Ильфа и Петрова комментарии к великой авантюрной дилогии авторов. Комментарии к "Мастеру и Маргарите" Булгакова вышли не одной книгой...

Критики и комментаторы берут власть в литературе в свои руки. Наблюдатели над наблюдаемыми становятся похожими на вездесущие веб-камеры. И вот уже критики пишут, а комментаторы отзываются на критические сочинения[?] В свою очередь, комментарии (или, как это называется скромнее, примечания) тоже получают критическую оценку.

Один из критиков старшего поколения, которому мало быть критиком, признаётся в своём потаённом, "девичьем": "Критик - писатель, который пишет о литературе". Он не хочет быть критиком - он наблюдатель. Не потому ли так разрастаются комментарии, которые ещё совсем недавно были только средством что-то подчеркнуть в произведении или уточнить даты, детали, имена? Почему скромная клумба разрастается в ветвистую рощу, если не погребая, то в некотором смысле заслоняя комментируемое? Попробуем разобраться.

"ЖИДКОЕ ТОПЛИВО" ИНТЕРНЕТА

Осип Мандельштам. Египетская марка: Пояснения для читателя / Составители: О. Лекманов, М. Котова, О. Репина, А. Сергеева-Клятис, С. Синельников. - М.: ОГИ, 2012. - 480 с. - 3000 экз.