Газета Завтра Газета - Газета Завтра 370 (1 2001)

А.П. Нет ли здесь некоей "атомной гордыни", которая побуждает вашего министра доминировать в энергетической политике страны, отводя тепловым электростанциям второстепенную, убывающую роль?

С.А.Видите ли, мы все еще живем в "послечернобыльскую эру", когда взрыв злосчастного Четвертого блока остановил авангардное развитие атомной энергетики. Тогда в обществе возник страх перед использованием ядерного топлива и возникла концепция "газовой паузы". Решили в топках тепловых станций сжигать газ в надежде, что за несколько "газовых" лет будет найден какой-нибудь новый, безопасный источник энергии. Но этого не произошло. Мы спалили несметное количество углеводородов. Сегодня, когда стоимость газа на внешнем рынке в шесть раз превышает стоимость на внутреннем, есть резон продавать газ за рубеж, не сжигая его на теплостанциях. На вырученные деньги можно развивать атомные станции, сберегающие невосполнимые углеводороды земли. За эти "послечернобыльские" годы мы резко увеличили безопасность атомных станций. Имеем замечательную атомную отрасль, которую сохранили в эти смутные годы. Мы имеем производственный потенциал, кадры, опыт. Мы можем конкурировать в атомной энергетике с Америкой и Европой. Повторяю, есть глубокий экономический смысл в стратегии постепенного замещения тепловых станций атомными. И это, разумеется, не вопрос "ядерной гордыни" министра Адамова.

Отрывок из романа

"Ночью, когда город спал и притихли хрипы и рокоты стройки, на разьезд по путям, среди красных и синих огней, прошел осторожный состав. Остановились в тупике длинные белые вагоны. По насыпи, хрустя щебнем, пробежали солдаты, тускло светя автоматами. Бригада дорожников, направляя лучи фонарей на колеса и сцепки, прошла в хвост состава. Медленно, без свистков, постукивая на стрелках, подкатил маневренный тепловоз. Схватил хвостовой вагон, отломил от состава, повлек по плавной дуге в сторону станции.

Белый вагон, призрачно вспыхивая под прожекторами, словно брусок льда, двигался вдоль котлованов, свайных полей, застывших самосвалов и кранов. Железнодорожник с красным флажком бежал перед тепловозом по шпалам, оглядывал стыки, пропускал вагон под тяжелые своды станции.

Прожекторы освещали вагон, и он в своей белизне, окруженный угрюмым бетоном, казался мраморным, драгоценным. У охранников, попадавших в лучи, вспыхивала вороненая сталь.

Стена вагона раздвинулась, гидравлика выдавила платформу. В отсеках, как серебряный столовый набор, лежали стержни урана, длинные, тонкие, в металлических оболочках, переливались в лучах. И на каждом, как капельки крови, краснела маркировка.

Тихо, беззвучно соскользнули вниз стальные струны подъемника. Крюк мерцал, как блесна. Цеплялся за стержень, поддевал за кольцо. Тонкая блестящая рыбина, вздрагивая, уходила ввысь. И казалось, с нее отекают и падают капли голубоватого света.

Погрузка закончилась, погасла в высоте белизна, потухли прожекторы. Без свистов, слабо похрустывая на стыках, тепловоз увлек лишенный начинки вагон. И станция, начиненная топливом, готовая к пуску, темнела, как сырая гора, бросая в моросящее небо, в черную озерную воду, в соседние поля туманное ртутное зарево..."

А.П. Станислав Иванович, вы сказали о "послечернобыльской эре". Впервые о чернобыльской аварии я узнал, находясь в Удомле, на вашей станции. По закрытой связи сюда поступила информация о ЧП. Его масштаб еще не осознавался. Помню, как среди таящих апрельских снегов покидал Удомлю, как весело мы катили в машине с друзьями-энергетиками. Но уже через десять дней я оказался на месте аварии. Подымался на вертолете над зловонным ядовитым кратером. Погружался с шахтерами под аварийный реактор. В респираторе и бахилах участвовал в "очистке" Третьего блока. И вот снова здесь, в Удомле, я слышу о Чернобыле. О закрытии станции. Премьер Касьянов летит на Украину, участвует в церемонии закрытия, а ваш министр Адамов делает заявление о том, что остановка станции — чисто политическое решение. Под ним нет экономической и экологической базы. Что имел в виду ваш министр, вступая в скрытое рискованное противоречие с премьер-министром?

С.А.Адамов — ученый, специалист по реакторам. Работал в институте, где создавали реакторы РБМК, те, что стояли в Чернобыле, а также до сего дня успешно работают на многих наших станциях. Запад, требуя от Украины закрытия Чернобыльской АЭС, называя стоящий там РБМК "реактором чернобыльского типа", тем самым демонизирует наши действующие аппараты. Приглашает и нас последовать их примеру. Но о чем думает Украина? Ее энергетика и так почти упала. У них есть две недостроенные атомные станции в Ровно и в Хмельницке, огромный дефицит газа и нефти. В их энергетических сетях частота уже опустилась до недозволительно низкого уровня, после которого происходит коллапс энергетики. Вы сегодня видели, как на диспетчерском пульте падает до 49 герц частота наших станций, когда мы подключаемся к Украине, не даем ей упасть. Кучма надеется на американские вложения в развитие своей энергетики, но пока не получил ни цента. Украина все больше поворачивается в сторону России. Это, на мой взгляд, основа для будущего соединения на экономической основе в обход всем надуманным националистическим аргументам.

А.П. Мы коснулись безопасности атомных станций. Эта тема выглядит угрожающей на фоне "проблемы-2003", когда нам пророчат массовый выход из строя всей российской техносферы, изношенной до предела в условиях "рыночной эксплуатации", когда из этой техносферы только брали и черпали, но не питали ее, не возобновляли изношенные машины и оборудование. Одно дело — авария канализации в каком-нибудь городке. Другое дело — авария АЭС. Не сулит ли нам 2003 год новые Чернобыли? Как вы в Удомле готовитесь встретить этот "конец света"?

С.А.Естественно, "проблема 2003" — это государственная проблема, проблема больших денег, больших вложений, и мы одни, своими силами, ее не решим. Наша станция сравнительно молодая, у нас есть запас времени, но традиционная энергетика уже выработала свой ресурс наполовину. Наша атомная отрасль зарождалась в 60-е годы, и теперь, через сорок лет, мы сталкиваемся с изношенностью основных фондов. Поэтому наше стремление ввести новые блоки, восполнить изношенные, наша реформа, о которой мы говорили вначале, продиктована в том числе и "проблемой-2003". Мы не должны допустить уменьшение работающих блоков до уровня, когда в сетях наступит катастрофическое понижение частоты, случится "частотный развал системы". Если же, не дай Бог, это случится, то наши станции автоматически отключатся от общих, аварийных сетей, перейдут на режим самоподдержания, законсервируются. Как на затонувшем "Курске", когда погибла лодка, но реактор автоматически вырубился, законсервировался, спрятался в собственном коконе. Но об этом не хочется думать. Мы делаем все, чтобы решить "проблему-2003", не допустить технологического "конца света".