Газета Завтра Газета - Газета Завтра 377 (8 2001)

Б.К.Сто лет назад Россия впервые установила дипломатические отношения с Эфиопией. Это немалый срок, но религиозные и духовные отношения между нашими странами намного древнее. Эфиопская Православная церковь существует без малого 1650 лет. После крушения коммунистических идеалов, связывавших наши страны в недавнем прошлом, именно Православие сыграло роль той самой нити, что не дала нам забыть друг о друге. Уже в 1996 году в Москву по приглашению Патриарха всея Руси Алексия II приезжал с визитом Святейший Патриарх Эфиопский Павел. Алексий II на церемонии в Свято-Даниловском монастыре передал Павлу престол, который украшает теперь резиденцию Эфиопского Патриарха.

Православие — лишь одна из составляющих нашего родства. Нас роднит наша культура. Напомню только про знаменитого арапа Петра Великого Ганнибала — эфиопа по рождению, и его великого правнука Александра Сергеевича Пушкина.

Во второй половине ушедшего века был создан важный третий элемент нашего единства. Очень многие эфиопы получили образование в России. Теперь они говорят и думают по-русски, у них много русских друзей, многие породнились, вступив в брак с русскими.

Мое знакомство с Россией произошло совсем недавно. Я впервые оказался в Москве. Раньше я лишь много слышал о ней. Первым делом я познакомился с городом — это, действительно, историческое место. Очень много памятников, много таких мест, от которых веет многовековой историей. Красивая и величественная, Москва совмещает в себе седину исторических памятников и молодость, оптимизм. Много православных храмов. Это хорошо, что в России возрождается Православие. В нашей стране сейчас тоже Православие возрождается и поднимается. Я чувствую, оно несет в себе очень высокую миссию в будущем. Наступающая эпоха — время культурного движения, духовного прогресса. Уверен, наши страны пойдут по пути этого прогресса вместе.

Беседу вел Александр БРЕЖНЕВ

[guestbook _new_gstb]

1

2u="u605.54.spylog.com";d=document;nv=navigator;na=nv.appName;p=0;j="N"; d.cookie="b=b";c=0;bv=Math.round(parseFloat(nv.appVersion)*100); if (d.cookie) c=1;n=(na.substring(0,2)=="Mi")?0:1;rn=Math.random(); z="p="+p+"&rn="+rn+"[?]if (self!=top) {fr=1;} else {fr=0;} sl="1.0"; pl="";sl="1.1";j = (navigator.javaEnabled()?"Y":"N"); sl="1.2";s=screen;px=(n==0)?s.colorDepth:s.pixelDepth; z+="&wh="+s.width+'x'+s.height+"[?] sl="1.3" y="";y+=" "; y+="

"; y+=" 40"; d.write(y); if(!n) { d.write(" "+"!--"); } //--

41

Напишите нам 5

[cmsInclude /cms/Template/8e51w63o]

КНИГА, НА СТОЛЕТИЕ ОПЕРЕДИВШАЯ ВРЕМЯ

"Антишолоховедение" навязало нам эту мнимую тайну, придуманную загадку: кто написал "Тихий Дон"?

Ответ "антишолоховедов" на этот, искусственно навязанный ими вопрос, если свести его к конечному итогу, бездоказателен и прост: то, что в романе за "белых", — написано Крюковым, за "красных" — Шолоховым. Но разъять "Тихий Дон" на "белую" и "красную" половины, приписав их различным авторам — означает убить "Тихий Дон", потому что весь смысл этого великого романа — в неразрывном трагическом единстве этого главного исторического противоречия ХХ века. Это все равно, что разъять, умертвить живой организм, разрубить у птицы крылья.

На таких условиях орел не взлетит, великая книга не получится.

Но "Тихий Дон" Михаила Шолохова таит в себе действительную загадку, тайну, отнюдь не придуманную, а вполне реальную. И суть этой загадки заключается в следующем.

Как могло случиться, что великую книгу о революции приняли одновременно и "белые", и "красные"? "Тихий Дон" высоко оценивал, к примеру, атаман Всевеликого войска Донского П. Краснов, чья ненависть к Советской власти привела его к союзу с Гитлером.

Но "Тихий Дон" поддержал и Сталин, сказав Горькому в адрес руководителей РАППа, задержавших роман: "Третью книгу "Тихого Дона" печатать будем!".

Решение Сталина о публикации третьей книги "Тихого Дона" было полной неожиданностью для ультралевых радикалов, чье отношение к "Тихому Дону" и его главному герою Григорию Мелехову укладывалось в формулу: "Тихий Дон" — "белогвардейский" роман, а Григорий Мелехов — отщепенец, враг Советской власти. Такой роман мог написать только апологет белого казачества.

Как это ни парадоскально, но ультралевые в этом вопросе, по законам упрощенного, черно-белого мышления, сомкнулись с ультраправыми, которые заявляли: "Тихий Дон" не мог написать коммунист. Его мог написать только белый офицер”.

И сегодня ультралевые и ультраправые сходятся в отношении "Тихого Дона" в одном: Григорий Мелехов для тех и для других — "отщепенец" и враг Советской власти. Только одни в этом видят минус, а другие — плюс.

Кстати, убедительный ответ современному апологету "отщепенства" Григория Мелехова В. Бушину (см. его статью "Почему безмолвствовал Шолохов" — "Завтра", №№ 38, 39, 2000 г.) содержится в статье Ф. Бирюкова "Шолохов отвергал "ортодоксию" ("Завтра", № 47, 2000 г.), с которой я полностью согласен. Что касается попытки Бушина взять под защиту анонимную владелицу черновиков "Тихого Дона", присвоившую чужую рукопись и несколько десятилетий — с помощью журналиста Л. Колодного — скрывавшую ее от ученых и общественности, то вся неприглядность поведения этой женщины и ее защитников раскрыта мной в "Ответе посреднику" ("Наш современник", № 1, 2001 г.).

Мы плохо знаем то время — время появления "Тихого Дона". Иногда нам его представляют как время чуть ли не наибольшей свободы в условиях Советской власти.

В действительности, это было время Троцкого, если не в политике, то в культуре и идеологии. Время жестких и прямолинейных, вульгарно-социологических, черно-белых оценок.

Поразительно, с позиций сегодняшнего дня, насколько уничтожающей была оценка "Тихого Дона", его главного героя и его автора со стороны ультрарадикальной критики и некоторых писателей.

Приведу оценку Шолохова Федором Гладковым, автором твердокаменного "Цемента": "У меня свой взгляд на этого писателя. (...) Идеализируя казачество, он противопоставляет ему большевиков... Большевиков он и не знает, и не любит. (...) Я не знаю, что, собственно, в Шолохове от социалистического реализма".

Причина, по которой в Гослитиздате, куда Шолохов принес первый том "Тихого Дона", с испугом отказались публиковать роман, — та же: "Восхваление казачества! Идеализация казачьего быта!".

"Идеализация казачества", "любование кулацкой сытостью", "объективизм" в изображении классового врага — таковы были обвинения леворадикальных кругов в адрес романа "Тихий Дон".

Надо окунуться в то время, чтобы понять, насколько серьезными были эти обвинения в условиях, когда разворачивалась политика ликвидации кулачества как класса.

"..."Тихий Дон" — произведение чуждое и враждебное пролетариату", поскольку роман "является знаменем", а его автор — "идеологом кулацкой части казачества и зарубежного дворянства", — таков вердикт ультрарадикальной критики, вынесенный в 1930 году.