Луи Жаколио - Собрание сочинений. В 4-х т. Т.3. Питкернское преступление

Несомненно, что дело удалось бы, если бы таитяне не имели слабости сообщить своего плана женам.

Удивительная вещь, таитянки во всех спорах всегда были на стороне европейцев и против своих соотечественников.

Так и в этом случае они отправились к жилищам Крисчена и его товарищей и начали петь:

Жены европейцев сейчас же предупредили своих мужей, которые вышли вооруженными, и таитяне, видя что их планы открыты, стали молить о прощении, которое получили только под тем условием, что сами убьют двух зачинщиков заговора.

Охе отрубили топором голову, а Тараро был зарезан своей собственной женой, сделавшейся женой Уильямса.

С этого времени пятеро оставшихся таитян, несмотря на все старания Крисчена, Янга и Адамса воспротивиться этому, были притесняемы остальными европейцами, в особенности Маккоем и Кинталом.

Тогда таитяне снова решили убить без различия всех европейцев, но на этот раз ничего не сказали женам.

Было решено, говорит дневник Янга, что двое из них, Таимуа и Манарии, достанут огнестрельное оружие и спрячутся с ним в лесу, поддерживая постоянные сношения со своими товарищами, и что в назначенный день убьют всех англичан во время их работ на плантациях. Титахити также попросил на этот день для себя ружье, под предлогом, что хочет поохотиться, но вместо этого отправился к своим товарищам, и все трое напали на Уильямса, которого и убили. Такая же участь постигла и Крисчена, и Майлса.

Маккою удалось спастись от них и присоединиться к Кинталу, который при известиях об убийствах успел с помощью жены скрыться в горы.

Манарии и Негу убили Мартина и Брауна.

Адамс, вовремя предупрежденный женой Кинтала, убежал в лес, но затем, думая, что спокойствие восстановилось, решился возвратиться на свое поле, чтобы взять съестных припасов; но дикари напали на него и нанесли две раны, несмотря на которые ему удалось обратиться в бегство. Видя, что он ускользает от них, враги закричали ему, чтобы он вернулся, что его жизнь будет пощажена. Женщины отнесли его в дом Крисчена, где он нашел Янга, которого они также спасли.

Но смерть белых была скоро отомщена. Таитяне начали оспаривать друг у друга жен их жертв, и вскоре Манарии убил Таимуа, но сам, боясь такой же участи, скрылся в горы и принес повинную Маккою и Кинталу. Последние воспользовались этим подкреплением, чтобы напасть на таитян, оставшихся в деревне, и начали в них стрелять. Адамс, посланный парламентером, предложил им возвратиться с тем условием, чтобы они убили Манарии, и те согласились на это, но в свою очередь, потребовали смерти Титахити и Негу.

Вне себя от смерти своих мужей европейцев, женщины бросились на дикарей и разорвали их в куски; Маккой и Кинтал, чтобы исполнить условие, убили Манарии, и на Питкерне не осталось более ни одного дикаря.

Когда окончилась эта ужасная бойня, четверо европейцев спокойно принялись за свои обычные занятия.

Прошло пять лет и число детей быстро увеличилось; женщины, занятые детьми, не подавали поводов к неудовольствию, когда новый случай снова опечалил колонию. Маккою удалось из сока корня ти приготовить водку; напившись не в меру своего изобретения, он в припадке безумия бросился вниз со скалы и разбился насмерть.

Спустя некоторое время у Кинтала умерла жена; тогда, забыв несчастные последствия, которые повлекли за собой подобное же требование Уильямса, он стал требовать, чтобы Янг уступил ему свою любимую жену. Это странное требование было отклонено. Тогда Кинтал сделался мрачен и задумал убить своих товарищей, чтобы одному царствовать над островом. Однако его план был открыт, и Янг с Адамсом приговорили Кинтала к смерти. Этот строгий приговор был вызван необходимостью, так как они не могли жить, находясь в постоянном беспокойстве за существование. Они сами привели свой приговор в исполнение.

Итак, Адамс и Янг остались одни из всех мужчин, высадившихся на Питкерн; одиночество заставило их сосредоточиться на себе и привело к раскаянию и аскетизму.

Они ввели строгий порядок в жизнь маленькой колонии, установили утренние и вечерние молитвы и воскресную службу, на которой обязаны были присутствовать все, начали строго воспитывать детей, и кончилось тем, что на Питкерне водворилась строгость нравов.

Через год после казни Кинтала Янг умер от астмы.

Адамс остался один с девятью женщинами и двадцатью двумя детьми от семи до девяти лет.

Он выстроил школу, являвшуюся в то же время и храмом, и в 1824 году, спустя более чем тридцать лет после описанного нами события, когда одно английское коммерческое судно «Орел» случайно бросило якорь в Питкернской бухте, он мог с гордостью указать на то, что сделал, и, опираясь на свое создание, признаться, что он последний оставшийся в живых из всего восставшего экипажа.

Дети выросли и переженились между собой, и Питкерн, под отеческим управлением Адамса, имел семьдесят шесть человек жителей, из них тридцать шесть мужчин. Вскоре слухи об этой маленькой колонии распространились по всему свету, и все суда, ходившие в окрестностях, заходили по очереди на Питкерн и восхищались умом, честностью и чистотой нравов жителей.

Приезжие говорили Адамсу, который готов был в любое время предстать перед судом, что преступление, в котором он участвовал, уже давно покрылось давностью.

Адамс вскоре стал известен под именем Питкернского Патриарха.

В конце 1825 года Англия послала на Питкерн военное судно «Блоссом», чтобы принять Адамса и его колонию под свое покровительство и сообщить ему о прощении.

Капитан Беринг, командовавший этим судном, напечатал очень интересный отчет о прибытии на Питкерн.

Когда Питкерн был уже виден, все вышли на палубу и сгорали от нетерпения как можно скорее познакомиться с обитателями острова и узнать от них все подробности об участи «Баунти»; однако приближение ночи заставило отложить до утра исполнение наших желаний.

При восходе солнца мы заметили парусную лодку, приближавшуюся к нам.

Прежде чем подъехать к судну, островитяне спросили нас, могут ли они подняться на борт. Получив разрешение, они вскочили на палубу и с видимым удовольствием пожали руки всем офицерам.

Старый Адамс, менее проворный, чем его спутники, вошел последним. Это был человек лет шестидесяти, чрезвычайно живой и сильный для своих лет, несмотря на значительную полноту. Одет он был в матросскую рубашку, панталоны и низкую шапку, которую он держал в руках, когда с ним говорили.

Он лишь в первый раз после возмущения находился на палубе военного судна, и это приводило его в некоторое смущение, но когда ему объявили о прощении, то он успокоился.