Николай Приз - Путь России в начале третьего тысячелетия (моё мировоззрение)

Церковь, основанная на соборности, по Хомякову, — это церковь свободного единодушия, полного по согласию. Церковь, в которой исчезли народности, нет ни греков, ни варваров, нет различий по состоянию, нет ни рабовладельцев, ни рабов, отрицающая в делах веры принужденное единство и принужденное послушание. Именно на основе православия возможно объединение веры. Так как только эта вера при соблюдении нравственных начал христианства более терпима к другим верованиям, ее прошлое свободно от попыток насильственного обращения народов в свою веру.

В то же время эта вера показала свои огромные потенциальные возможности, не раскрытые до конца в культурном и нравственном становлении народов. Русский народ на грани двух мировых культур сохранил свою веру, свою культуру и, кроме этого, сумел в прошлом колонизировать восточные народы, сохранив их культуру и самобытность.

Мировая цивилизация, развиваясь по не полностью ведомым человеку законам, развитием науки, культуры, выравниванием жизненного уровня народов вплотную подошла к моменту постепенного стирания различий не только в национальных культурах, но и в религиях. История развития религий — это последовательная смена племенных национальными, а национальных — межнациональными религиями.

В преддверии нового мира эти межнациональные религии, отражающие в своей сути различный уклад жизни народов, сольются в одно общее миропонимание, мировоззрение, которое вместит в себя все многообразие не только вер отдельных народов, но и науку о мироздании и мировоззрении отдельных людей. Связующей нитью нового мировоззрения станет православная соборность, освобожденная от авторитарности и священнослужителей, от принужденного единства и принужденного послушания. В этом новом мировоззрении слепая вера будет постепенно вытесняться последовательным пониманием истины о космическом мироздании, о кармической ответственности каждого за свои поступки. Постепенно различия между верованиями отдельных народов и людей будут переходить в знания, адекватные для всех так же, как знания в математике. Никто не имеет права насильственно отбирать у людей их веру, это и делать никто не будет. Последовательно семя веры прорастет в знание и превратится, таким образом, в свою противоположность так же естественно, как все, что происходит в этом мире эволюционным путем.

Но, на мой взгляд, первыми, кто придет к новому миропониманию, будут нации, вера которых базируется на православии, и прежде всего это будет русский народ, другие славянские народы, а также другие народы России, имеющие общую с русскими историю, Именно русский народ и станет народом новой веры, «народом — богоносцем», как сказал о нем Достоевский. Но, пожалуй, точнее сказано о предрасположенности русского народа к новой идее мироздания у Бердяева: «… нужно помнить, что природа русского человека очень поляризована — с одной стороны, смирение, отречение, с другой стороны — бунт, вызванный жалостью и требующий справедливости. Русским чужда мистика расы и крови, но очень близка мистика Земли. Русский народ, по своей вечной идее, не любит устройство этого Земного града и устремлен к граду Грядущему, к новому Иерусалиму, но новый Иерусалим не оторван от огромной Русской земли, он с ней связан, и она в него войдет. Для нового Иерусалима необходима коммюнтарность, братство людей, и для этого необходимо пережить эпоху Духа Святого, в котором будет новое откровение об обществе. В России это подготовилось».

Н. А. Бердяев сказал это в своей книге «Царство духа и царство кесаря» на склоне лет, когда в России уже сложился социализм, но он видел будущим в нашей стране другое общество, об этом говорит его следующая фраза из этой книги: «… коммунизм — есть русская судьба, момент внутренней судьбы русского народа, и изжит он должен быть внутренними силами русского народа. Коммунизм должен быть преодолен, а не уничтожен».

У русского народа есть общенациональные черты, которые подготавливают народ к реализации идеи нового общественно — экономического уклада и нового строя. Русскому народу присуща веротерпимость и вообще терпимость к другим культурам и другим национальностям. Об этом говорит опыт колонизации и последующей совместной жизни народов, как больших, так и малых, под единым Российским флагом, как при царском самодержавии, так и при советской демократии. По существу, эти две формы государственного устройства базировались на великодушии, природном интернационализме и высокой нравственности русского народа, ему чужда идея господства, национального превосходства, ему ближе идея братства людей и народов. Есть еще одна национальная черта, тонко подмеченная Бердяевым, которая ставит наш народ в число народов легко возбудимых и всегда готовых к преобразованиям: «Русский народ в глубинных явлениях своего духа наименее мещанский из народов, наименее детерминизированный, наименее прикован к органическим формам быта, наименее дорожащий установленными формами жизни».

В глубинах психологии русского человека лежит отрицание идеи господства общества над человеком, то есть идеи «справедливости» земного порядка. Отсюда, он внутренне не верит в справедливость наказания и не верит в справедливость господствующего в обществе порядка. В русском народе, как ни в одном народе мира, в каждом человеке подспудно в глубине сознания и, наверное, даже подсознательно тлеет неугасимый уголек будущего истинного братства людей, основанного на истинном равенстве отношений к собственности, к культуре, проросшем в свободе, в свободном равенстве. Этот огонек будущей свободы у русских людей заложен в генах, он по — разному проявляется у русских философов и богословов, мысли которых приводятся в этой книге. Этот огонек пробивается в них в виде предвидений и откровений. Эти предвидения и откровения (у Ф. Достоевского — о народе — богоносце, у Л. Толстого — о перспективе слияния человеческого разума и души с божественным, у Н. Бердяева — об эсхатологической предназначенности русского народа в истории мировой цивилизации, у А. Хомякова — о дальнейшем развитии и углублении русского православия на основе соборности) имеют один и тот же корень в Великой Предназначенности русского народа в грядущей мировой истории.

Было бы некорректно приводить только мысли философов, которые связывали перспективу развития мирового сообщества именно с русским народом. Для объективности я приведу мысли и другого крупного философа конца XIX века К. Леонтьева, который обладал редкой даже для русских людей ясностью предвидения, но всеми силами старался остановить это неодолимое будущее, которое приводило к развалу сословий и, как следствие — к свержению самодержавной царской власти, разрушению существовавшего в России в то время и милого сердцу потомственного дворянина порядка. Леонтьев не верил в ум и нравственность простого русского народа, так как он принадлежал к «другому народу», народу высокообразованному, элитарному, далекому от своих корней. Вот что он писал в своих «Записках отшельника» незадолго до смерти: «Европеизм и либеральность сильно расшатали основы наши за истекший период уравнительных реформ. В умах наших до сих пор царит смута, в чувствах наших — усталость и растерянность. Воля наша слаба. Идеалы слишком неясны. Ближайшее будущее Запада — загадочно и страшно… Народ наш пьян, лжив, нечестен и успел уже привыкнуть в течение 30 лет к ненужному своеволию и вредным претензиям. Сами мы в большинстве случаев некстати мягки и жалостливы и невпопад сухи и жестки. Приверженцев истинно церковного богобоязненного прямого догматического христианства еще слишком мало в среде нашего образованного общества…» И дальше проявляется в одной фразе его истинное отношение к простому народу, не как к своему родному, а как к народу низшему, который лучше держать в ограничениях, в стойле, как скот. «Чтобы русскому народу действительно пребыть надолго тем «народом — богоносцем», от которого ждал так много наш пламенный народолюбец Достоевский, он должен быть ограничен, привинчен, отечески и совестливо стеснен. Не надо лишать его тех внешних ограничений я уз, которые так долго утверждали и воспитывали в нем смирение и покорность… он должен быть сызнова и мудро стеснен в своей свободе, удержан свыше на скользком пути эгалитарного своеволия». При таком отношении к своему собственному народу и при его пророческом даре становится понятным его пророческое предвидение и его личное отношение к этому предвидению, высказанное ниже: «Без строгих и стройных ограничений, без нового и твердого расслоения общества (новых сословий — Н. П.), без всех возможных настойчивых и неустанных попыток к восстановлению расшатанного сословного строя нашего — русское общество, и без того довольно эгалитарное по привычкам, помчится еще быстрее всякого другого по смертному пути всесмешения, и — кто знает? — подобно евреям, не ожидавшим, что из недр их выйдет Учитель Новой Веры, и мы неожиданно, лет через 100 каких‑нибудь, из наших государственных недр, сперва бессословных, а потом бесцерковных или уже слабоцерковных родим того самого Антихриста, о котором говорит епископ Феофан вместе с другими духовными писателями».