Владимир Бобренев - Без срока давности

Григорий Моисеевич не успевал с годовым отчетом, а не успеть было никак нельзя, вот он и сокращал перерыв таким образом ровно наполовину, выкраивая время для составления отчетности. И вот только он открыл крышку банки, взял ложку, приготовившись съесть томленную в масле картошку вприкуску с хлебом и салом, как зазвонил телефон.

Григорий Моисеевич с ненавистью посмотрел на аппарат, не желая брать трубку, ибо у него по правилам внутреннего распорядка сейчас законный обеденный перерыв и он имеет полное право вообще не находиться в служебном кабинете, а стоять в очереди в наркоматовской столовой. Но, с другой стороны, ему мог звонить начальник. Тот сидит на диете — ест фрукты, пытаясь согнать нездоровую полноту, и прекрасно знает, что Могилевский зашивается с отчетом и в последние дни в столовую не ходит. Поэтому не взять телефонную трубку тоже было нельзя. И Григорий Моисеевич, тяжело вздохнув, снял ее и приложил к уху.

— Товарищ Могилевский Григорий Моисеевич? — жестким тоном спросил незнакомый голос.

— Он самый вас слушает, — ответил Могилевский, и сердце его почему-то сразу екнуло.

— Вас беспокоит комиссар НКВД Алехин. Не могли бы вы завтра в четырнадцать ноль-ноль быть у меня?

— Где — у вас? — с робостью в голосе спросил Могилевский.

— Как — где? — Алехин на другом конце усмехнулся. — На Лубянке, где же еще. Пропуск вам я закажу, там будет все написано, а наши товарищи вас встретят и проводят.

— К-к-куда проводят? — заикаясь, спросил завотделом.

— Ко мне в кабинет.

— Это срочно, сейчас?

— Ну почему же — сейчас. Говорю же — завтра, в четырнадцать ноль-ноль. Договорились?

— Да-да, конечно, завтра. Я со всей душой, — продолжал мямлить парализованный страхом Могилевский. Но все же решился полюбопытствовать: — А по какому вопросу меня вызывают? Скажите, если не секрет, может, нужно подготовиться?

— Вы, насколько я знаю, возглавляли токсикологическое отделение Центральной санитарно-химической лаборатории Наркомздрава, — скорее констатируя, чем задавая вопрос, произнес Алехин.

— Да, было такое дело. Возглавлял. Но недолго… — окончательно теряя уверенность, проговорил Могилевский.

— А потом аналогичную лабораторию во Всесоюзном институте экспериментальной медицины?

— Аналогичную, — холодея, подтвердил Григорий Моисеевич, припоминая один из самых неприятных эпизодов в своей московской биографии, приключившихся с ним именно в этом учреждении.

— Вот и чудесно. На эту тему и поговорим, — добил его Алехин и положил трубку.

После этого звонка у Могилевского пропал всякий аппетит. Картошка просто не лезла в горло, а чай вообще показался горьким.

Дело в том, что история с заведованием этой лабораторией действительно была сильно омрачена. Могилевский испытывал там редкие яды и искал противоядия, но идей не хватало, да и знаний тоже. Случайно Григорий Моисеевич натолкнулся на работу по токсикологии профессора Сергеева, который читал курс лекций в Политехническом институте, и почти ежедневно стал наведываться туда. Могилевский сидел в первых рядах и записывал буквально каждое слово известного профессора. От Сергеева не укрылся столь ревностный пыл поклонника его науки, и они познакомились. Теперь после каждой лекции по токсикологии Могилевский провожал профессора из института до троллейбусной остановки. А узнав из бесед, что начинающий энтузиаст биохимии заведует токсикологической лабораторией в институте экспериментальной медицины, профессор проникся к Могилевскому еще большей симпатией и пригласил его к себе домой на Сретенку попить чайку.

— А знаете ли вы, голубчик, что у Ивана Грозного был при дворе замечательный, как бы мы сказали сегодня, токсиколог. Звали его Елисей Бомель, он был родом из Голландии. Иван Васильевич, по одной версии, сам его оттуда привез, а по другой, прослышав про грозный норов русского царя, этот Бомель будто бы сам к нему заявился, — рассказывал, угощая молодого гостя чаем с баранками, профессор.

Они сидели на кухне, куда время от времени с гордым видом заявлялась профессорша, бросая уничтожающие взгляда на робкого и бедно одетого молодого ученого. Час был поздний, и недовольство жены постепенно перешло на мужа, который с увлечением вел неторопливый разговор про яды, не понимая, что гостя давно пора выпроводить и ложиться спать.

— Так вот, этот Бомель, говорят, изготавливал такие яды, что отравленный ими человек незаметно угасал и в один прекрасный день исчезал совсем. А Карамзин по этому поводу писал, что «отравляемый издыхал в назначенную тираном минуту». Вы представляете, сколь виртуозным фармацевтом был этот голландец?! И это понятно, потому что искусство составления ядов в эпоху Средневековья достигло в Европе небывалого расцвета. В то время вскрытия умерших не делались, а по внешним признакам никакие доктора не могли понять, что человека отравили. Вот ведь сколь искусным был этот голландский отравитель.

— И что с ним стало? — не удержавшись, спросил Григорий Моисеевич.

— Участь всех отравителей, увы, едина. Нашего Бомеля всенародно сожгли в Москве, обвинив в связях с Баторием. Записей он никаких не делал, учеников не оставил, и тайна рецептов его ядов ушла вместе с ним в могилу. А жалко. Уверяю вас, что наверняка были такие рецепты, о которых мы сегодня даже не подозреваем.

— М-да, — задумчиво согласился Могилевский.

— Кстати, голубчик, вы работаете в институте экспериментальной медицины, а там, между прочим, работает немало талантливых людей. Полгода назад мне пришлось выступать оппонентом одного диссертанта, исследовавшего свойства отравляющих газов. Защита, к сожалению, за закрытыми дверями, поскольку характер диссертации носил секретный характер. Вы вот занимаетесь исследованиями токсических свойств иприта. Очень интересная тема. Скажите, как продвигается ваша работа?

— Не скрою — тяжело.

— Понятно. А ведь рядом с вами работают сотрудники, которые занимаются исследованиями в смежных областях. И вы об этом ничего не знаете?

— Простите, не знаю.

— Вот ведь как бывает, когда все кругом засекречено, — сокрушался профессор.

— Вот бы посмотреть на эти разработки, — невольно вырвалось у Могилевского.

— А что, ведь это неплохая идея. Думаю, как работнику института, наверное, вам могут позволить взглянуть на результаты исследований своих коллег, — подал мысль профессор. — Вы, сударь, полюбопытствуйте, там много интересного в этих рефератах. Они вам серьезно помогут в вашей дальнейшей деятельности.

И Могилевский «полюбопытствовал». Только без позволения свыше.

В научной библиотеке работала миленькая девушка, в сейфе которой хранились интересующие Григория Моисеевича материалы. Он сказал ей, что директор института разрешил ему как начальнику лаборатории посмотреть их, разложил на столе, стал читать и лихорадочно делать выписки. За этим занятием его и застукали бдительные коллеги. Сразу же доложили руководству. Пришел заместитель директора, отобрал все материалы, записи. Началось служебное расследование. Все шло к возбуждению уголовного дела. Но в последний момент начальство решило не выносить сор из избы. Никто не представлял, чем оно может обернуться.