Сергей Львов - Быть или казаться?
- Название:Быть или казаться?
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Издательство политической литературы
- Год:1982
- Город:Москва
- ISBN:978-5-389-01463-1
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Сергей Львов - Быть или казаться? краткое содержание
Крик и брань — не свидетельство силы и не доказательство. Сила — в спокойном достоинстве. Заставить себя уважать, не позволить, чтобы вам грубили нелегко. Но опускаться до уровня хама бессмысленно. Это значит отказываться от самого себя. От собственной личности. Спрашивать: «Зачем вежливость?» так же бессмысленно, как задавать вопросы: «Зачем культура?», «Зачем красота?»
В художественно-публицистической книге писателя С. Л. Львова речь идет о подлинных человеческих ценностях — чувстве социальной ответственности человека перед коллективом, обществом, семьей, его гражданской активности и идейной убежденности, настоящей культуре, в том числе и культуре поведения.
Этим высоким качествам будет противопоставлена погоня некоторых людей за ценностями мнимыми, избыточным материальным благополучием, внешней «престижностью», превратно понятой модой. Автор рассказывает о своих встречах и переписке с людьми равных поколений и судеб.
Быть или казаться? - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
Когда мы прощались, я пообещал:
— Смотрите, приеду как‑нибудь, погляжу, что из всего этого вышло.
— Конечно, приезжайте, — весело засмеялись они, и мы заторопились к выходу.
Года через полтора, когда я задумал очерк о молодых специалистах, о тол, как начинают они свою трудовую жизнь, я вспомнил своих веселых спутников.
Энск, где они должны были работать, город не маленький. Но, конечно, я разыщу в нем врачей-педиатров, мужа и жену, окончивших институт в Ленинграде и приехавших в Энск летом прошлого года. Если только они не сбежали оттуда, но это мне почему‑то казалось невероятным.
…И вот Энск. Детская поликлиника помещается в двухэтажном деревянном доме. Дом изрядно обветшавший. Строился как временное сооружение. Но известно, нет ничего более вечного, чем временные сооружения.
Рассказываю в поликлинике, зачем приехал, кого разыскиваю. И тотчас же слышу в ответ:
— Так это же Юрий Сергеевич и Нина Михайловна, он рыженький такой, а она совсем худышка.
— Они! — уверенно говорю я. Она и впрямь называла мужа Юрой.
— Он на три месяца командирован в поселок лесорубов. А Нина Михайловна работает в детской больнице. Вот их адрес.
Вечером отправляюсь по этому адресу.
По дороге от вокзала до гостиницы казалось, что весь Энск деревянный и двухэтажный. А здесь — большие дома, ярко освещенные магазины. Новая площадь. На ней огромное недостроенное здание. Дворец культуры. Нахожу дом, который мне нужен. Квартира № 24. Стучу.
Дверь открывает худенькая девочка в домашнем халатике.
— Вы к кому?
Всматриваюсь.
— По-моему, к вам. Вы ведь Нина Михайловна? Доктор?
— Да. Только я сама больна. Грипп.
— Вот я и пришел вас навестить. Не узнаете? Мы с вами вместе ехали в Москву, в одном купе. Я еще грозился к вам приехать.
Нина Михайловна ахнула.
— Господи, а мы‑то думали, вы шутите.
В поезде она больше молчала, говорил муж. Теперь рассказывает она.
— Как мы живем? Хорошо. Как только выстроили дом, так сразу нам дали эту комнату. Правда, хорошая? С балконом. Сначала очень холодно было. Теперь тепло. Очень хорошая комната. И вся квартира хорошая. Здесь еще четыре комнаты. И во всех — молодые медики. Их еще дома нет. Я вас со всеми познакомлю. Живем почти коммуной. Мы с Юрой, правда, еще не обставились. (В комнате раскладушка, два ящика, превращенные в полки для книг, два стула, стенной шкаф. Все.) Да мы особенно‑то обставляться не собираемся. Не в этом главное. Встретили нас тут хорошо. В городе сильный коллектив детских врачей. Есть с кем посоветоваться.
Трудные случаи у меня? Один был. Непонятный. Я в тот день первый раз дежурила. Днем привезли очень тяжелого ребенка. Безнадежного! Все, что нужно, ему сразу назначил опытный врач. Больше ничего для него сделать никто не мог. Всю ночь я от него не отходила — то животик поглажу, то на руки возьму. Ношу его по комнате, а мама его за мной ходит и умоляет: «Доктор, сделайте что‑нибудь…» А я не могу, все, что можно, уже сделано. Выжил он! Представляете! Никакой надежды не было. И я тоже ведь не надеялась. А он, умница моя, взял да выжил.
Страшная это беда, что детей: часто слишком поздно привозят. Боятся отдавать в больницу, тянут. Надо мамам все время об этом говорить. А меня не всегда слушают… Молода слишком…
Я медленно иду в гостиницу и думаю о том, о чем мне давно хочется написать.
Наверное, любой человек на всю жизнь запоминает день, когда он впервые был полностью ответственным за свое дело. Такой день — шаг вперед, новая ступень, первое самостоятельное преодоление важного рубежа. Опыт, уверенность, спокойствие придут потом. Но как важно, приобретая их, не утратить свежесть и остроту восприятия своей ответственности, которая сопутствует нашим самостоятельным шагам, чтобы спокойствие не превращалось в успокоенность, а уверенность в самоуверенность.
Днем, когда с одним из старожилов мы прошли чуть ли не весь Энск, случайное событие изменило все мои планы и надолго затянуло мое пребывание в этом городе.
Мы проходили мимо приземистого барака. Двери настежь. Окна без стекол. Барак пуст. Он предназначен на слом.
— Здесь недавно помещалась санитарно-эпидемиологическая станция города, — сказал мой провожатый. — Сейчас покажу вам, какой дом для них отгрохали.
И вправду, дом — загляденье! А что, если зайти внутрь? Ведь тут молодые врачи работают. Наверное, хорошо работать в таком новом, светлом доме!
Я вхожу в здание санитарно-эпидемиологической станции, СЭС, представляюсь главному врачу, рассказываю, что меня интересует…
— Есть у нас молодые врачи, — говорит Любовь Ивановна.
— А как они работают, ваши молодые коллеги?
— Они врачи знающие, теоретически подкованы хорошо, только…
Долгая пауза.
— В чем же это «только»…
Снова пауза.
— Характер у них невозможный. Я уже сказала: не перемените характера, придется уйти. Сосновской сказала.
И вдруг тревожно:
— Вы по их письму приехали? Которое они на меня написали?
— Нет. Не по письму. Да какое письмо? О чем?
Я — журналист, и по законам своей профессии не могу не заинтересоваться сутью неожиданного разговора.
Отвечает она не очень охотно:
— В министерство… Нехорошее письмо… Лично против меня. Все они против меня…
— А какие же претензии к вам были в письме?
— Я письма не читала. Только знаю, нехорошее оно.
— Послали они нехорошее письмо, а дальше что?
Еще более неохотно:
— Обследователь приезжал из министерства.
— Приезжал обследователь и не познакомил вас с письмом, которое приехал проверить?
Снова пауза. Очень неловкая.
— По правде говоря, я письмо читала. Но там одни личные счеты.
— Скажите, пожалуйста, а нельзя ли мне поговорить с кем‑нибудь из молодых врачей? Ну, например, с той, у которой самый плохой характер. Сосновская, кажется? Разумеется, при вас.
Врач Сосновская, действительно, очень молода. Лицо замкнутое, угрюмое.
— Как работается молодым врачам на станции?
Сосновская долго молчит. Я‑то, журналист, уеду, а ей оставаться. Потом вскидывает голову и говорит о том, почему она и ее товарищи разочаровались в своей работе, как они себе эту работу представляли и какой она оказалась на деле, почему они написали письмо в министерство и что в письме написано.
— Вопросы в письме вы ставите правильно, — говорит Любовь Ивановна. — Но почему все против меня?
Разговор идет в двух плоскостях. Руководитель говорит о недостатках своих молодых подчиненных — грубость, упрямство; молодой врач — о недостатках в санитарно-эпидемиологической службе города. Первые — причиняют огорчения лично Любови Ивановне, вторые — отражаются на здоровье населения.
Вот так в мои планы ворвалась новая тема. Но, случайно наткнувшись на острый конфликт, журналист не имеет права отмахнуться от него.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: