Аркадий Жемчугов - Кому мы обязаны «Афганом»?

«Я обнаружил в партии раковую опухоль. Будем ее лечить».

Думаю, что Амин не замедлил сделать для себя соответствующие выводы и принять упреждающие меры». [181] Там же. С. 158.

Из интервью «человека, стоявшего у истоков афганской смуты, но не пожелавшего назвать свое имя из-за боязни мести»:

«План убийства Амина был прост. Тараки улетает на международную конференцию на Кубу, и по возвращении его, как это принято, должен встретить Амин. В аэропорту и должен был прогреметь выстрел… Но Тарун, начальник президентской охраны, которому Тараки поведал свой замысел, оказался другом Амина.

Амин прибыл в аэропорт с группой вооруженных людей и приказал обезоружить тех, кто должен был его убрать.

Когда Тараки сошел на землю, Амин, как ни в чем не бывало, улыбаясь, пошел к нему на встречу. И ошарашенному Тараки ничего не осталось делать, как обнять Амина и поцеловаться с ним: их снимала пресса». [182] Там же. С. 158.

Не случайно говорят: «Восток — дело тонкое». Вот и здесь пойди разберись, кто кого, а главное — за что хотел убрать? То ли X. Амин — своего «любимого учителя», то ли Н. М. Тараки — своего «верного ученика»? Но, не решив этого восточного ребуса, нельзя было сделать политический выбор в пользу одного из них.

Какая же «черная кошка» пробежала между Тараки и Амином?

«О причинах их вражды знает только несколько человек. И до сих пор об этом никто никому не рассказывал, — утверждает «человек, стоявший у истоков афганской смуты». — Однажды Тараки пригласил Амина и несколько его министров на свой день рождения. По мусульманским и афганским обычаям нам строго запрещается пить спиртное. Но некоторые министры втихаря выпили вина. И вскоре их потянуло… На дне рождения пели и танцевали молоденькие девушки. Министры накинулись на них. Но Амин всех «обломал». Видимо, за это и поплатился. Министры его оклеветали — нашептали на ухо Тараки, что Амин, якобы, хочет убить его, чтобы стать президентом. Вот так — из-за женщин — возникла ссора между двумя вождями.

Тараки легко поверил навету. Амин был для него самым опасным конкурентом».

Но на Старой площади никому и в голову не пришло «шерше ля фам».

12 сентября. Н. М. Тараки приглашает к себе X. Амина и просит доложить о текущих делах и обстановке в стране. В конце доклада X. Амин сообщает Н. М. Тараки о том, что в отсутствие генсека четыре министра: А. М. Ватанджар, А. Сарвари, Ш. Д. Маздурьяр и С. М. Гулябзой развернули против него, Амина, кампанию травли. В этой связи он ставит вопрос о снятии этих министров с занимаемых постов и наказании. Н. М. Тараки согласился отправить в отставку лишь одного из «четверки» — начальника службы безопасности А. Сарвари. Остальные же, по его словам, принесут X. Амину свои извинения и вопрос будет закрыт. Однако X. Амин стоял на своем — всех четверых снять с министерских постов и направить послами за границу.

13 сентября. Н. М. Тараки приглашает к себе на обед X. Амина, а также А. М. Ватанджара, Ш. Д. Маздурьяра и С. М. Гулябзоя, с тем чтобы в товарищеской обстановке нормализовать ситуацию в руководстве страны. X. Амин игнорирует приглашение президента. Н. М. Тараки звонит ему по телефону и настаивает; чтобы он принял участие в обеде.

В ответ на это X. Амин заявляет, что прежде Н. М. Тараки должен выполнить его требования об отставке поименованных им министров за организацию заговора против него и фракционную антипартийную деятельность. В противном случае он перейдет к активным действиям. Со своей стороны, президент обвиняет премьера в неповиновении и грозит снять его со всех постов. X. Амин мгновенно парирует угрозу генсека: армией командует он, а не генсек.

Вызов брошен. Вызов принят. Теперь по неписаному пуштунскому закону чести одному из двух предрешено было умереть.

В тот же день, 13 сентября. В Доме народов проходит встреча Н. М. Тараки и X. Амина с шурави: А. М. Пузановым, Б. С. Ивановым, И. Г. Павловским и Л.H. Гореловым. Они прибыли с тем, чтобы ознакомить афганских лидеров с очередным посланием советского руководства. Политбюро ЦК КПСС и лично Л. И. Брежнев крайне обеспокоены нынешней ситуацией в братской НДПА, и выражают надежду на то, что ее руководители проявят чувство высокой ответственности за судьбы Апрельской революции, что они преодолеют нынешний раскол в своих рядах и с позиций революционного единства и сплоченности ополчатся против внутренних и внешних врагов.

Послание Старой площади было внимательно выслушано обоими лидерами. Оба заверили Старую площадь в том, что с избранного пути НДПА не свернет. Н. М. Тараки подчеркнул, что выступает за единство в партии, и особенно в ее руководстве. Напомнил, что именно об этом шла речь во время его встречи с Л. И. Брежневым в Москве. X. Амин поблагодарил Старую площадь за глубокое и емкое послание и постарался свою позицию в отношении противоборства в руководстве НДПА сформулировать не менее емко и глубоко: он имеет честь быть искренним последователем Тараки и сделает все от него зависящее для продолжения дела своего Учителя. X. Амин посылал шурави сигнал.

Слова «последователь» и «продолжение дела» прозвучали при живом Учителе. Уловили ли это шурави? Возможно, уловили. Возможно, нет. Но, так или иначе, они посчитали, что примирение между Тараки и Амином состоялось, о чем с удовлетворением и радостью поспешили протелеграфировать на Старую площадь. А примирения-то не было!

Высказав свое отношение к посланию Л. И. Брежнева, X. Амин покидает Дом народов. А Тараки продолжает беседу с шурави. Он не скрывает, что «второй человек» доставляет ему то одно беспокойство, то другое. Вот и сейчас вознамерился вернуть в Кабул Пактина, афганского посла в Москве, своего рьяного сторонника. Он пользуется высоким авторитетом у студентов и интеллигенции вообще. Тараки опасается, что возвращение Пактина в Кабул существенно изменит баланс сил в пользу Амина. И поэтому намерен оставить Пактина в Москве.

Генсек НДПА откровенно сетует на нехватку опыта в управлении государством и руководстве партии. Признает свою неправоту в отношении «парчамистов» и, прежде всего, Бабрака Кармаля. Выражает готовность наладить с ним диалог, конечно, при посредничестве шурави.

«Я порой не знаю, что следует предпринять, на кого опереться», — сокрушается он, расписываясь, по-существу, в своей несостоятельности как партийного и государственного деятеля. [183] Подробнее см.: Ляховский А. А. Трагедия и доблесть Афгана.

«В одной из бесед с советским послом и представителем КГБ, после очередного «крупного разговора» с Амином, — пишет в своих мемуарах В. Курилов, — Тараки, чтобы прощупать позицию СССР, даже сказал, как бы размышляя и советуясь: «Дети мои… Я свое дело сделал, революция победила… Я уже стар и болен… Может действительно мне уйти… Пусть теперь попробуют другие…»