Аркадий Жемчугов - Кому мы обязаны «Афганом»?

Пока еще «второй человек», не задумываясь, отвечает, что он готов следовать советам советских товарищей, но опасается, что после террористического акта, организованного Тараки и приведшего к человеческим жертвам, не сможет сдержать эмоции своих соратников по партии.

В Афганистане, замечает он, кровь смывается кровью. Конечно, мнение советских друзей он доведет до сведения членов партии и посоветуется с ними. Но он не уверен, что ему удастся снизить остроту момента. А в конце беседы добавляет, что отныне на любые контакты с Тараки необходимо его личное разрешение.

Из мемуаров В. Курилова:

«Из Москвы пришла шифровка, смысл которой сводился к тому, что деятельность Амина дискредитирует революционные преобразования, играет на руку мировому империализму и т. д. и т. п. Предлагалось силами Отряда специального назначения «Зенит» провести мероприятие по похищению Амина и доставки его на территорию СССР. В случае, если похищение сорвется, Амина необходимо будет уничтожить физически. Операцию разработать и… ждать сигнала». [187] Куртов В. Мы были первыми. Альманах «Вымпел». № 3. М., 1999. С. 168–169.

Утром 15 сентября. «Наконец-то Москва «проснулась». Пришла шифровка с требованием привести в готовность Отряд специального назначения «Зенит» для возможного осуществления операции по Амину. Целый день мы просидели в полном вооружении на заднем дворе нашего посольства. Ждали из Москвы сигнала к началу операции.

Сначала, около 10 часов утра с нами провели дополнительный инструктаж, еще раз напомнили порядок действий, уточнили вопросы взаимодействия. Через полчаса из посольства прибежал офицер безопасности Бахтурин и сообщил, что минут через пятнадцать мы выступаем на операцию. Принес пару бутылок «Посольской» водки с винтом и черной этикеткой. Мы с удовольствием распили вкусную водочку, о которой уже стали забывать в ходе нашей девственно чистой и непорочной жизни на чужбине. «Наркомовские 100 грамм», добрые старые традиции, предстоящее интересное дело — все это поднимало настроение и окрашивало все вокруг в праздничные цвета.

Однако через час к нам вышел Долматов, и сказал, что решите пока не принято, надо ждать. Потом я узнал, что вопрос о начале операции согласовывался лично с Брежневым, а тот никак не мог решиться.

Нам еще два раза выносили «Посольскую» «перед боем», однако боя так и не состоялось. Мы просидели в посольстве весь день. Москва ни на что не решилась». [188] Там же. С. 170.

Аналогичная ситуация сложилась и в Баграме, где квартировал советский батальон. Утром пришел приказ быть готовыми к переброске в Кабул, но другой приказ, о начале операции, так и не поступил.

В тот же день, 15 сентября. Поздно вечером в посольстве СССР в Кабуле фиксируется сообщение радиостанции «Би-Би-Си» об освобождении Нур Мухаммада Тараки от должности президента ДРА по состоянию здоровья.

«Срочно были подняты с постели резидент и представитель КГБ, — свидетельствует В. Курилов. — По их указанию дежурный разбудил посла. Тут же связались с Москвой. Через полчаса посольские, так же как и мы, повторно прослушали сообщение…

Через пять минут из Посольства по рации пришла команда — «в ружье!»

Мы срочно нацепили на себя всю амуницию, заняли места по боевому расчету. В окутанном ночной сентябрьской прохладой городе все было тихо. Время от времени слышались отдаленные выстрелы, где-то взревел на высоких оборотах двигатель автомашины, вдали лаяли собаки, иногда до нашего слуха доносились притушенные расстоянием истошные крики местных патрулей «Дрэш!» Все как обычно. И вместе с тем все уже давно изменилось. Оказывается, еще с утра Амин посадил Тараки под «домашний арест» в одном из помещений дворца. Всем было объявлено, что президент приболел, поэтому не показывается на людях». [189] Курилов В. Мы были первыми. Альманах «Вымпел». № 3. М.,

Тараки был обречен.

В тот же день, 15 сентября. Политбюро ЦК КПСС в срочном порядке обсуждает проект представленного МИДом, КГБ и Министерством обороны постановления о первоочередных мерах в связи с событиями в Афганистане.

В констатирующей части постановления отмечалось:

— По возвращении из Гаваны Тараки столкнулся с ультимативными требованиями Амина устранить и наказать близких к Тараки деятелей — министра внутренних дел Ватанджара, министра связи Гулябзоя, министра по делам границ Маздурьяра и начальника органов безопасности Сарвари под предлогом того, что эти лица находились в «империалистическом заговоре» против него, Амина. Попытки убедить Амина отказаться от своих требований и нормализовать положение в руководстве успеха не имели.

— Тараки был, видно, готов устранить Амина из руководства, но проявил нерешительность и колебания, а возможно, и не располагал необходимыми для этого силами.

— Обращение Политбюро ЦК КПСС с настоятельным призывом к Тараки и Амину во имя революции сплотиться и действовать согласованно, с позиции единства, внешне было воспринято и тем и другим положительно, однако на деле Амин продолжал добиваться своих целей, а Тараки демонстрировал нерешительность, да, видно, и неспособность к пресечению действий «второго человека». В результате, все рычаги реальной власти в стране уже находятся в руках Амина. Более того, он полностью изолировал Тараки, в том числе и от шурави.

— На 16 сентября намечен пленум ЦК НДПА, на котором Тараки лишится всех постов в партии и государстве.

— Амин фактически игнорирует предупреждения шурави о том, что его действия могут привести к тяжелым последствиям для партии и страны.

Исходя из вышеизложенного, в постановлении предлагалось придерживаться следующей линии:

— Не следует отказываться иметь дело с Амином и возглавляемым им руководством, пока окончательно не выяснится его политическое лицо и намерения.

— Всем советникам: партийным, военным и прочим — продолжать выполнять возложенные на них функции, но избегать участия в любых репрессивных акциях.

— Высказать лично Амину мнение о том, что в случае ухода Тараки с занимаемых им постов не следует подвергать его репрессиям.

Соответствующие указания, вытекавшие из данного постановления Политбюро ЦК КПСС, были направлены за подписью А. А. Громыко совпослу и прочим руководителям совзагранучреждений в Кабуле.

По поручению Москвы они нанесли визит X. Амину и высказали ему неудовлетворение советского руководства по поводу смещения Тараки с поста генсека ЦК НДПА и президента ДРА. Ответ X. Амина был по-восточному учтивым, наполненным чувством преданности идеалам Апрельской революции и готовности следовать указаниям Москвы. X. Амин отметил, что Тараки на практике игнорировал рекомендации Политбюро ЦК КПСС и лично товарища Л. И. Брежнева, а он, Амин, заверяет, что после стабилизации обстановки в стране будет делать все от него зависящее для претворения в жизнь советов Москвы. Он подчеркнул, что уход Тараки не только не нарушит единства в партии, но еще более сплотит ее. Тараки, по его словам, — это источник распрей и междоусобицы в руководстве НДПА. Так думают многие товарищи в партии и армии.