Анна Гранатова - Клан Ельциных

Дьяченко. — Мы нормально заполнили.

Березовский. — Таня, ты понимаешь. Ты же видела, что было даже в правительстве, что было у чиновников. Ты понимаешь, что это сложная проблема.

Дьяченко. — Сложная, конечно. А потом это только начало, Борис Абрамович. Это психологическая подготовка.

Березовский. — Танюша, не начало. Начало будет тогда, когда есть первоначальные правильные стартовые условия. И если мне не дают сегодня возможности открыть то, что было до настоящего момента. Потому что, если я открою то, что было до настоящего момента, не я, а большинство людей, окажется, что есть очень много вопросов. Поэтому под этим надо подводить черту. И пока черта не подведена, будет ложь, накапливаемая. Все лицемерят. Во всех странах всегда так происходило, сначала амнистия, а потом нормальная налоговая жизнь. Не иначе

Дьяченко. — Это тоже сложно. Как амнистия? Те, кто честно платил налоги всегда, ничего не скрывал, те оказываются как бы в дурацком положении. Какая разница, все равно всех амнистировали.

Березовский. — По-другому нельзя. Это как гражданская война. Можно, конечно, брать и преследовать. С Чечней была проблема с военнопленными. Хорошо, не решили бы эту проблему, не амнистировали. И что было бы?

Дьяченко. — Борис Абрамович, можно, конечно, придумать, чтобы они заплатили налог больше с заявленного капитала.

Березовский. — Совершенно верно. Я и говорю, что надо легализировать положение. Легализировать, давай так назовем, но не заниматься популизмом.

Дьяченко. — Это да.

Березовский. — Вот такие дела.

Дьяченко. — Борис Абрамович, я еще хотела вопрос в сторону. Что те журналисты в Чечне? Женщина энтэвэш-ная?

Березовский. — Таня, все время занимаюсь этими людьми.

Дьяченко. — Они там уже так долго.

Березовский. — Два месяца.

Дьяченко. — Кошмар.

Березовский. — Все время занимаюсь. Тяжелейшая проблема, что говорить. Понимаешь, деньги мы платить им не можем. Не можем. Если мы заплатим деньги, это будет до бесконечности.

Дьяченко. — Не ездить никому.

Березовский. — Есть люди, которые не подчиняются такого сорта приказам, потому что у них есть совесть. Они говорят: «Мы не можем не показать».

Дьяченко. — Да. Ладно, Борис Абрамович.

Березовский. — Как ты?

Дьяченко. — Конечно, очень волнуемся, как вы там все.

Березовский. — Как ты считаешь, твоя точка зрения, как будет это разворачиваться дальше? Как можно, где можно найти компромисс?

Дьяченко. —Я считаю, что какой-то компромисс надо обязательно найти.

Березовский. — Таня, ты видишь, как уже развиваются события. Они же развиваются не так, как они развивались два дня назад.

Дьяченко. — Да. Это все равно меня очень радует. И коммунисты, и Жириновский, все бы от удивления рты открыли от удовольствия, но мне кажется, такого нельзя допустить.

Березовский. — У нас вчера был разговор с Анатолием Борисовичем, там должно быть одно точное понимание. Что касается самого Потанина, мы не отстанем. Это исключено.

Дьяченко. — Это уже другое дело.

Березовский. — Абсолютно верно. Просто я хочу, чтобы ты правильно понимала.

Дьяченко. — Конечно. Это как бы друг с другом, но это… (не дог.)

Березовский. — Сегодня в «Известиях» статья называется так «Гусинский подает в суд на Потанина, а подразумевает Чубайса». Наш умный Потанин. Вот такие дела, Та-нюш. Ты когда будешь в Москве?

Дьяченко. — Видимо, 5-го.

Березовский. — Отлично. Я сегодня разговаривал с Валей.

Дьяченко. — Он тоже волнуется.

Березовский. — Да, он волнуется. Я его, может, завтра увижу.

Дьяченко. — Хорошо.

Березовский. — Вот такие дела. Большое спасибо за беспокойство.

Дьяченко. — Я очень рада, что вы все такие разумные, уже спокойные.

К этой цитате из прослушиваемых ФСБ разговоров невольно напрашивается комментарий.

Почему, собирая тонны досье на семью президента, этим досье ни разу никто не воспользовался?

Зачем профессионалы спецслужб тратили время на эту в итоге ненужную работу?

Эти вопросы звучат риторически, приходится констатировать, что в стране уже не было реальной силы, способной остановить беззаконие. Структура КГБ была уничтожена еще в 1991 году. А Генпрокуратуру, как выяснилось, можно «приструнить» даже на особо крупном экономическом преступлении. Никто не боялся «руку поднять» на «самого» президента и его ближайшее окружение!

Граф Калиостро — Березовский был неуязвим!

И, вчитываясь в смысл секретной «прослушки» и зная о том, что никакого развития эта работа спецслужб не получила, напрашивается один горький вывод.

Приход Татьяны Дьяченко во власть фактически узаконил экономические преступления против государства. Запустил механизм легализации целого ряда «серых» и «черных» схем увода денег из госказны, преимущественно за рубеж.

«Карманных олигархов», ставших заметно ближе к Кремлю благодаря Татьяне, очень радовали открывающиеся перед ними перспективы.

Больше всех Таниному «переезду» в Кремль радовался новый глава Администрации президента — Валентин Юмашев. Теперь под разными деловыми предлогами он мог общаться с нею ежедневно. Как известно, ничто так людей не объединяет, как общее дело…

Дела у них, правда, общего особо не обнаруживалось — так, скорее иллюзия неких общих «рабочих проблем». Но Валентин изо всех сил поддерживал эту иллюзию. Он продолжал играть в капитана Грея…

Тане нравилась эта игра. У него, «капитана Грея», тогда не было за душой ничего — ни личных яхт ни замков, ни многомиллионных счетов. Но у него была команда «ручных олигархов», для которых он сумел стать своим.

Так благодаря хитроумному Юмашеву Танюша получила возможность отдыхать на зарубежных курортах и плавать под парусами на яхтах. Она быстро вошла во вкус. Ей понравилась такая красивая жизнь. Финансируемая с ловкой подачи Юмашева олигархами Абрамовичем и Березовским.

Подобной жизни ей Алексей Дьяченко никогда не мог предложить.

Он влез в нефтяной бизнес, и теперь был по уши в проблемах. Игра за большие деньги оказалась для него непосильным бременем. Но назад ходу не было. Не хотелось проявить себя «слабаком».

Танины дети тем временем подрастали. Глебу Дьяченко исполнилось два годика. А старшему, Борьке, — уже 16 лет — сложный «переходный» возраст…» Да и у нее, похоже, тоже был «переходный возраст» — возраст зрелости, середины жизни. Для женщины 35 лет — это совсем не мало.

Выборная кампания 1996 года и победа Ельцина как ничто другое сблизили Таню и Валю. И оба ощутили вкус власти.