Газета Завтра Газета - Газета Завтра 435 (13 2002)

Однако за каскадом карнавальных аттракционов, за чередой гротескных, сделанных на гране кича уморительных сцен проглядывает нечто лирическое и даже печальное. Не потому ли, что фильм содержит в себе элементы политического памфлета на события дня сегодняшнего? Или, может быть, Овчаров хотел сказать нечто большее и зашифровал искрометной скоморошьей круговертью невеселую притчу о безрадостной судьбе русского народа.

Ведь Россия в фильме Овчарова — это не только родные виды златоглавого Покровского монастыря в Суздале, но это и огромная индустриальная свалка, в сердце которой собираются бездомные уродцы для того, чтобы послушать незатейливый рассказ о Федоте. Россия по Овчарову — это страна, где народные гулянья постепенно переходят в драку, а затем в перестрелку, где бабы воют над телами своих то ли мертвых, то ли пьяных мужей.

Так или иначе, сказать, что фильм "Сказ про Федота-стрельца" — пошлый водевиль, сделанный в псевдофольклорном стиле — нельзя. Мастер весьма широко трактует изначальный филатовский текст, который порой тонет в музыкальных темах и отодвигается на задний план красноречивой пантомимой.

Вообще, надо сказать, музыка, хореография и пантомима в "Федоте" (как и в других фильмах Овчарова) играют не последнюю роль. Элемент условности в овчаровской ленте доведен до предела, и порой кажется, что мы имеем дело с разновидностью мультипликации и перед нами "ненастоящее" кино. Хотя, может быть, это и есть кинемотограф в его чистом виде — живой, динамичный и… практически немой.

Не случайно попытка поставить "Федота" в театре “Содружество актеров Таганки” не увенчалась успехом для режиссера. При всей нарочитой карнавальности действа у Овчарова, представить нечто подобное на театральной сцене едва ли возможно.

Прекрасные актеры, занятые в фильме, подчиняются законам жанра, все, кроме Андрея Мягкова, который досконально разработал образ царя-самодура. Возможно, это одна из самых лучших работ Мягкова в кино. Владимир Гостюхин, как и Виктор Сухоруков, здесь больше двигаются, чем говорят...

Кстати, последний в фильме играет То-Чего-Не-Может-Быть — эдакое мистическое нечто, олицетворяющее иррациональное, абсурдное содержание русской жизни.

Два раввина, "за зеленые" выкупающие у бабы-яги лоскутный ковер с картой России, голливудские монстры, через центр земли проникающие на Святую Русь, неуемный посол с Кавказа, загоняющий русского монарха под лавку, — все это есть в фильме про Федота. Однако, несмотря на саркастические элементы, каждый кадр проникнут добротой. Если бы не эта очевидная любовь режессера ко всем, без исключения, своим персонажам, из "Федота", пожалуй, получился бы пасквиль на русский народ и еще Бог знает что…

Неожиданная, таинственная и печальная концовка фильма заставляет тяжело вздохнуть: собор Василия Блаженного, как резная игрушка у подножия чудовищных небоскребов, представлящих иную, немыслимую и далекую от всего русского, цивилизацию.

"Сказ про Федота-стрельца" — действительно народная комедия, но почему-то, посмотрев этот фильм, хочется заплакать.

Владимир Бондаренко

25 марта 2002 6 0

13(436)

Date: 26-03-2002

Author: Владимир Бондаренко

ДАЛEКИЙ ПУТЬ ДО МОРДОРА (Толкин: от книги к фильму — и обратно)

"Властелин колец" когда-нибудь да должен был выйти на экран. Увы, он вышел в самое неподходящее время, параллельно с ужасающе пошлым Гарри Поттером. Вот она — борьба добра и зла наяву. Явно сатанинские, антихристианские писания о Гарри Поттере обкладывают "Властелина колец" со всех сторон. Если бы они противостояли книге Джона Толкина, это еще было бы полбеды. Они притворяются друзьями, работают под близнецов. Мол, две схожие фантазии. И не более того. И на этом уровне противостояния злу фильм новозеландского режиссера Питера Джексона, конечно, не тянет. Не хватает большого стиля. Не хватает убежденности Джексона. Его веры в реальность великих мифов оксфордского профессора. Не хватает реального желания влиять на мир. И здесь выручает книга. Она спасает от неуверенности фильм. Она сопровождает фильм. И меня радует, что вместе с прокатом фильма "Властелин колец" у нас в книжных лавках появилось сразу несколько переизданий блестящего шедевра английской литературы, не только принесшего автору всемирную славу, но и давшего новый стимул героизма европейским народам. "Властелин колец" можно прочитать как последний эпос белой цивилизации. И надо признать, что Питер Джексон в фильме попробовал удержать хотя бы канву толкиновской концепции мира. Даже удивительно, как немаститому новозеландцу удалось прорваться сквозь все голливудские незыблемые правила политкорректности. Все герои фильма — и хоббиты, и гномы, и эльфы, и даже люди — исключительно белые. А все злодеи, вся нечисть из Ортханка — темные, черные, грязные, волосатые. Да и Мордор — страна зла вместе со своим властителем тьмы Сауроном — находится, как и положено по книге, где-то на юго-востоке. Я знаю, есть у нас такие упертые изоляционисты, которые уверяют, что по Толкину Мордор — это Россия. Да и у самого Толкина есть несколько неодобрительных высказываний о нашей стране, но скорее, как о ненадежной защите от зла, чем как о самой стране зла. Если уж искать аналогии, то можно найти куда более опасные для нашего политкорректного мира. Для этого стоит всего лишь приложить карту толкинского Средиземья и карту Европы. Или же подумать, откуда исходит эта всесильная угроза завоевания мира, если отталкиваться от надписи на кольце.

Но, если честно, Джон Рональд Руэл Толкин недолюбливал всяческие аллюзии, аллегории и аналогии и воссоздавал для своих земляков как бы их реальную праисторию. Толкинский консерватизм с неизбежностью отражается и в фильме "Властелин колец". До конца жизни он боролся с падением нравов, оставаясь патриархальным англичанином из срединных земель. Поразительно, но он был евразийцем среди атлантистов. И правильно замечено в "Дне литературы", что его " Срединная земля, окруженная океаном — это не что иное, как Евразия". У англичанина во всей его эпопеи нет моря. А, скорее, есть страх перед морем, есть чужесть моря. Новозеландец Питер Джексон, житель еще одного большого острова, тоже удержался от атлантического соблазна. В фильме есть горы, леса, небольшие реки, поля, есть подземный мир, где из всякой грязи продавшийся нечисти белый волшебник Саруман лепит зловещего урук-хая. Но нет островной или заморской психологии. Может, повлияло все-таки то, что родился сам Толкин в Южной Африке и первые годы жизни провел там, вдали от морей и океанов? Может, повлияла кельтская героическая мифология? Не случайно, в отличие от большинства англичан, очень ценил германский героический дух, и даже в годы войны с Гитлером сожалел, что "…люди в этой стране (Англии. — В.Б.) похоже, до сих пор не осознали, что в лице немцев нам противостоят враги, которые в массе своей наделены добродетелями повиновения и патриотизма (а это именно добродетели!) куда больше нашего. Нынешняя война заставляет меня испытывать глубокую личную неприязнь к этому треклятому невеждишке Адольфу Гитлеру за то, что он погубил, извратил, обратил в неверное русло и навсегда обрек проклятию тот благородный северный дух, величайший дар Европе, который я всегда любил и старался показать в истинном свете…". Вот, что должно было восторжествовать в фильме Питера Джексона "Властелин колец" — благородный северный дух, хранителями которого оказываются неприметные, невысокие приземистые труженики— хоббиты. И очень уж сильна магия книги, магия слова, поэтому мне показалось, что дух этот — северный героический дух — прорывается и в фильме,даже несмотря на отнюдь не северный облик главного героя первого Фродо. Виктор Астафьев называл персонажей, похожих на актеров, подобранных режиссеру на роли хоббитов, "еврейчатами". Вот уж о ком не писал и даже не думал, творя свой шедевр великий английский писатель. Кто-то может принять этого чернявого кудрявого актера за неаполитанца, и тоже мимо…