Теодор Драйзер - Статьи и выступления

Готовя наступление на Эбро, правители Испании с болью в душе сознавали, что республиканские войска снова идут в бой без того необходимого снаряжения, какого заслуживает их беспримерный героизм. Уже тогда им было известно, что Франко может выставить 521 самолет на том участке фронта, где они располагают лишь тремя. Если бы у них было хотя бы 25–35 самолетов, у бойцов создалось бы впечатление, что они не беззащитны в воздухе. Но помощи ждать было неоткуда. И Дель Вайо пришел к выводу, что бойцы должны знать правду. Войска были размещены вдоль линии фронта небольшими подразделениями — это позволяло думать, что они получат поддержку с воздуха, как не раз бывало раньше. Все эти заботы и тревоги стоили Дель Вайо не одной бессонной ночи. Наконец перед началом наступления он отправился на фронт и на собрании представителей командования и бойцов объявил, как обстоит дело — никакой поддержки с воздуха не будет. Пусть бойцы сами подумают и решат, могут ли они, готовы ли идти в бой при создавшихся условиях, или не могут. «Ответ их, — рассказывал Дель Вайо, — потряс меня. Один за другим бойцы выходили на трибуну и заявляли, что будут сражаться при любых условиях».

Дель Вайо и Негрин с горечью говорили о том, что народу предстоят еще более тяжкие испытания. Поскольку о капитуляции не может быть и речи, война, очевидно, протянется еще год-полтора, независимо от того, как она кончится. Их вера в народ непоколебима. Негрин, обладающий незаурядным писательским даром, сам составил ряд обращений и воззваний к народу, которые широко распространяются в виде плакатов и листовок. Вот содержание одной из них:

«Испанцы! Война, которую мы ведем, близка народу. Мы сражаемся за независимость Испании. Будьте же мужественны, не давайте врагу запугать себя! Мы — правомочные наследники великих испанцев, в свое время боровшихся за волю и счастье народное. Так будем же биться до полной победы. Нам не страшны никакие жертвы, никакие испытания! Наше мужество непоколебимо. Мы победим, и Испания станет свободной!»

Речь зашла о политической программе республиканского правительства. Я очень удивился, узнав, что церковь в Испании пользуется полной автономией и что католики не терпят никаких притеснений. Правда, испанское правительство намерено создать новую систему образования, свободную от оков религии. Оно считает недопустимым вмешательство религиозных интересов и групп в дела государства. Но это вполне соответствует и нашей, американской, точке зрения, у нас церковь тоже не должна, по идее, оказывать влияние на государственные дела. Сколько в связи с этим было наветов на республиканскую Испанию и всяких кривотолков! А между тем я теперь полностью убедился, что верующие люди Америки глубоко заблуждаются, обвиняя республиканцев чуть ли не в открытых гонениях на религию.

На самом деле испанское правительство хочет одного: чтобы церковь была строго отделена от государства. Да я и сам не вижу, что собственно теряет католическая церковь при республиканском строе, не считая земельных латифундий. Кладется конец только ее честолюбивым домогательствам. И мне, откровенно говоря, непонятно, почему религиозная организация должна владеть такими угодьями и так упорно добиваться политического влияния.

Тяжелым ударом для молодой Испанской республики явилось резко изменившееся — сразу после мятежа Франко — отношение к ней Франции и Англии. Во Франции наложен арест на полмиллиарда песет, внесенных в тамошние банки законным испанским правительством. Теперь оно лишено возможности распорядиться этим вкладом для необходимых ему закупок. Франко демагогически заявил, что в случае победы он потребует у французского правительства отчета в этой сумме. И такое чистейшей воды вымогательство оказывает действие, несмотря на то, что республиканское правительство официально пользуется признанием иностранных держав! Французы позволили себе малоуместную шутку, предложив испанскому правительству обратиться с иском во французский суд. Нечего и говорить, что любой судья затянет это дело до окончания войны.

Испанское правительство не только давно пришло к выводу, что ему нечего рассчитывать на помощь извне, но и объяснило это народу: все, что нужно стране — продовольствие, оружие, деньги, народ должен обеспечить сам, не надеясь ни на какую помощь. Это потребовало перехода на рельсы строжайшей экономии, урезывания себя решительно во всем, что и позволило республике просуществовать до сих пор. А теперь страна на грани голода.

Возвращаясь домой через Францию, я счел своим долгом побывать у французского министра иностранных дел господина Жоржа Боннэ, чтобы рассказать ему о положении дел в Испании. Но господин Боннэ не нашел нужным принять меня. Секретарь его с готовностью отвечал: «Да, да, да» — на все мои заявления, и эти бесстрастные поддакивания звучали в моих ушах приговором борющемуся и страдающему народу.

Вот, пожалуй, и все, что я могу рассказать вам, — все, чему я сам был свидетелем и очевидцем.

1938 г.

Перевод Р. Гальпериной

Ленин, за много лет до того как он получил возможность осуществить свою мечту о лучшем социальном порядке, глубоко изучил все стороны и все трудности задачи. В результате, когда отживший социальный порядок рухнул, Ленин смог возглавить великую русскую революцию и произвести социальное переустройство страны, создав советскую систему.

Не часто человек имеет возможность воплотить в жизнь свои идеалы или же обладает нужными способностями, когда эта возможность представляется. Ленин посвятил жизнь борьбе за свои идеалы, и он дожил до того времени, когда новый порядок уже упрочился, как бы знаменуя плодотворность его великой и пламенной борьбы. Память о нем не только священна, но и жизненно необходима всему борющемуся миру.

1938 г.

Я не могу поверить, что Франция Великой революции, Франция 1848 года, Франция мировой войны подчинилась военной диктатуре, которая превратит французов в фашистов. Если трудящиеся, или даже только большая часть трудящихся, восстанут против власти капитала, стремящейся поработить их, они отстоят свое дело и одержат победу.

1939 г.

Я не верю, будто поднявшаяся сейчас в Европе буря сметет с лица земли «цивилизацию». Признаюсь, что слово «цивилизация» имеет подозрительный привкус. Оно звучит в моих ушах, как звон фальшивой монеты. Это слово употребляют столько людей совершенно различного мировоззрения, с различным жизненным опытом, различной социальной среды! Поп, высказывающий самые фантастические взгляды по поводу нашего происхождения, государственного строя и проч., безапелляционно утверждает, что его догмы являются подлинной цивилизацией. Одновременно физики, химики заявляют, что мир идет к гибели, что будущее мира в опасности, и это несмотря на то, что никому еще не удалось разгадать загадку прошлого.