Александр Наумов - Спецзона для бывших

– Что именно он говорил?

– Что «крыша» – начальник РУБОПа города Москвы, который ему сказал, что двадцать квартир или тридцать квартир он должен отработать. А для того чтобы его не «кинули», квартиры надо проводить через Бутырский суд, где председателем суда была его жена. Но нужен еще судья, который проводил бы эти квартиры, то есть дела рассматривались бы. Они не рассматривались по закону, как потом уже было восстановлено. Потому что не было людей фактически. Все были подставные. Значит, что делалось? Когда освобождалась квартира, подделывалось завещание. И нужны были люди, на которых оформить это завещание. У него был человек, одна женщина, которая занималась этим вопросом. Она в глубинке находила людей, которые приезжали сюда, на них оформлялось это завещание, они ездили в нотариальную контору, они ездили в суд, они ездили в Комитет по регистрации прав на недвижимое имущество. Регистрировалось решение суда. И уже впоследствии эту квартиру продавали. Судья, которая слушала, если можно так сказать, эти дела, – вот она как раз работала в моем суде, она была заместителем председателя. Как она потом сказала, что на нее надавила председатель суда, и она вынуждена была «слушать» эти «дела». Таких решений у нее было порядка ста. Как рассказал на судебном заседании организатор преступного сообщества, что сначала он работал на начальника РУБОПа, а потом ему захотелось поработать на себя – соблазн велик, деньги большие. Но как можно на себя работать, если все дела учитывались по канцелярии?

Поэтому ему ничего другого не оставалось, как подделывать печати судей. Все эти дела происходили в 1994–1998 годах. Поначалу он делал все так, как ему говорили, то есть через судебное решение, через судебное заседание. А потом понял, что можно обойтись одной копией решения суда, даже поддельной. На судебном заседании присутствовал человек, который признал, что печати судей он подделывал. Более того, у этого человека были изъяты печати судей, в том числе моя печать. И было установлено, что печати подделывались. При помощи поддельных печатей и поддельных подписей эти квартиры продавались. Когда началось следствие, было установлено, что от моего имени есть порядка двадцати копий решений суда на признание права собственности на жилое помещение. Провели экспертизу. Оказалось, что семнадцать копий решений – поддельные, а три якобы подписаны мною, и печати на них якобы стоят подлинные. Потом оказалось, что эти три копии решения были датированы тем периодом времени, когда я находился в отпуске в Сочи. Это подтверждает мое безусловное алиби. Тем не менее, суд проигнорировал все это. Когда судья огласил приговор, пришел конвой и надел мне наручники. Было очень тяжело пережить это психологически. На суде присутствовала пресса, и на меня были направлены камеры. Я знал, что по всем каналам покажут все это. И я старался, как мог, чтобы не выдать никак свое психическое состояние. Приговор огласили часов в пять или шесть вечера. Вначале мы заехали в шестой изолятор, в Печатники, там двух женщин высадили. Потом меня повезли на «Матросскую тишину», где передали другому конвою, и с другим конвоем я приехал на Бутырку. В Бутырке несколько часов проводились всякие мероприятия: дактилоскопирование, анализы крови брали… Потом час или больше я просто сидел и ждал, пока придут за мной. И где-то в час ночи, может быть, во втором часу меня подняли в камеру. Когда открыли дверь… это было угнетающее зрелище! Одно дело смотреть это все по телевизору, и другое дело – ощутить это на себе. Когда видишь перед собой двухъярусные кровати, на спинках кроватей висит одежда, и этот запах… Понимаете, когда меня подняли в камеру… Люди, которые сидят в СИЗО, они смотрят, в основном, такие передачи, как «Чрезвычайное происшествие», «Дежурная часть», где обсуждается криминальная хроника. Час назад они смотрели по телевизору, как меня арестовывали. И как мне потом сказали, они уже знали, что меня привезут, но не знали, в какую камеру. Камера оказалась достаточно большая – на двадцать две койки. Но в камере было порядка тридцати человек. Если бывших сотрудников арестовывают, так это, как правило, работники милиции. А поскольку я был судья, а судей сажают достаточно редко, то на себе я испытал отношение бывших работников милиции. Безусловно, никого из них я раньше не знал. Но тем не менее они были настроены не очень дружелюбно в отношении меня. Мне сразу поставили в упрек, что я судья и что все судьи такие-сякие. Но это был всплеск эмоций. Конкретно никто не мог меня ни в чем обвинить, поскольку я ничего конкретного никому не делал и поскольку этих людей видел вообще в первый раз. Но, так или иначе, мне пришлось привыкать к этим новым условиям. 27 июня 2006 года меня привезли в колонию. Информация, похоже, опережала столыпин. Потому что когда я приехал сюда, тут уже знали, что в колонию едет отбывать наказание столичный судья.

– В колонии к чему труднее всего адаптироваться?

– Само лишение свободы угнетает. Психологически очень тяжело.

– Чем занимаетесь в зоне?

– Здесь я чем только не занимался. Когда я приехал в 2006 году в зону, меня назначили руководителем секции социальной помощи осужденным. Потом работал в обувном цеху. После этого был заведующим кафе-баром в колонии. А недавно меня перевели в самый большой отряд колонии, где порядка двухсот человек, и там я возглавляю секцию трудовой адаптации осужденных.

– Сложно работать с осужденными?

– С людьми вообще тяжело работать. А с людьми, которые лишены свободы, думаю, что вдвойне тяжело. Потому что психологически люди не уравновешены…

– Чем конкретно приходится заниматься в отряде?

– Благоустройством отряда…

– Зона может изменить человека?

Вопрос о сроке заключения приводит осужденного Р. в замешательство. Наконец он собирается с мыслями:

– Дело в том, что по амнистии 2000 года мне сократили срок как участнику боевых действий. В итоге мне остается отбыть восемь лет. Но я бы уже сейчас вышел на свободу, если бы не сбежал из колонии. Потому что в бегах я был ровно восемь лет.

Осужденный Р.

– Родился я 1 января 1968 года в городе Мурманске. Отец – военный, дед – Герой Советского Союза, ему поставлен памятник в Мурманске. Мне есть чем гордиться… Когда я закончил восемь классов, поступил в Суворовское училище в Ленинграде. Но не закончил училище – выгнали за драку. Уехал опять в Мурманск, где закончил техникум по специальности моторист-судоводитель. Потом я пришел в военкомат и подал заявление о том, что я хочу служить в «горячей точке» – в Афганистане. Служил в Файзабаде, Кандагаре и Джелалабаде. Я принимал непосредственное участие в операциях, имею два ранения и два ордена Красной Звезды. Есть благодарность за службу от Верховного Совета Советского Союза и личное поощрение Горбачева.