Евгений Пискун - Николай Трошин

Машков вел занятия по-своему, у него была собственная система в живописи. Раз в неделю по субботам он водил своих студентов в Музей новой западной живописи Морозова и Щукина, как в баню,- промывал, как он сам говорил, глаза студентам от иллюзорности и натурализма. В студии он делал очень интересные постановки из разных предметов. Натурщиц он любил полных, розовых, с золотистыми волосами. Сажал их около зеркала. "Писать их надо было,- вспоминал Николай Степанович,- утрируя оттенки. Например, видишь зеленоватый - пиши зеленый, голубоватый - синий и т. д. Может быть, такое утрирование и было необходимо, чтобы обрести смелость и решительность в живописи". Машков ставил натюрморты для студентов из тех же предметов, что и сам писал: оранжевые тыквы, подносы, кувшины, лошадиные черепа, металлическая посуда и т. д. Рисовали кистью и в цвете, а после делали рисунок черным толстым контуром, видимо подражая учителю. Он требовал писать в полной силе цвета, например, такие натюрморты как белое на белом или розовые всех оттенков. Луначарский дал высокую оценку натюрмортам Машкова, сравнил их с мастерством разве только недосягаемых корифеев голландских натюрмортов. В старой академической школе натюрморт не имел такого значения и считался только первоначальной ступенькой обучения; здесь же, во ВХУТЕМАСе, он стал самостоятельным жанром живописи. Николая сильно захватил натюрморт и он стал любимым его жанром на протяжении всей творческой жизни. Любовь к натюрморту ему привил Машков; он заряжал учеников своей необыкновенной, могучей энергией. Сам же Машков увлекался русским лубком, кубизмом, был мастером портрета, пейзажа, натюрморта.

Никакие трудности, невзгоды не останавливали молодых художников. У них существовал такой лозунг: "Никогда не сдаваться, всегда искать и находить выход из трудного положения". А трудностей в учебе было слишком много, уже не говоря о холоде и голоде. Холстов не хватало, писали на оборотной стороне или на грубой мешковине, проклеенной и загрунтованной. Не было подрамников - делали их сами; не было красок - терли их сами; не было кистей - слегка подогревали и вытягивали старую стертую щетину, удлиняли и снова писали. Все это делали под чутким руководством Машкова.

"Голь на выдумку хитра" гласит старая русская пословица, и это действительно было так. Были и такие времена, когда в мастерской кончались дрова, наступал холод. Работать было нельзя, но и тогда находили выход из создавшегося положения. Вместе с Машковым ездили в подмосковные леса, сваливали деревья, распиливали их на бревна, делали санки и подсанники, впрягались в них как бурлаки и везли на себе. В первой упряжке был сам Машков. Когда везли бревна по Москве, собиралась толпа зевак. Одни смотрели молча, другие гоготали и выкрикивали: "Ленинские лошадки! Советские бурлаки!" Но так или иначе бревна довозили, а потом распиливали их на дрова. Стали топить, и в мастерской немного потеплело. Машков решил поставить на подиум обнаженную натурщицу - тогда еще молодую знаменитую Осипович. Ее писали многие поколения художников. Она позировала и Машкову. Он посадил ее в той же позе, как и на своей картине 1918 года. Но холод есть холод, а тепла печурки было недостаточно. Все увлеченно писали в пальто и валенках. Тело натурщицы посинело и стало почти фиолетовым, но она героически сидела, а все ученики тоже посинели, но продолжали писать. Этот эпизод настолько врезался в память Николая, что спустя 50 лет он напишет картину на эту тему.

А пока учеба шла своим чередом, и Машков по-прежнему отдавал все свои силы .умения и знания своим ученикам. Он хотел из них сделать гармонично развитые личности. Ввел ритмическую гимнастику (она способствовала лучшему ощущению ритмов в живописи), были и спортивные кружки. Николай участвовал в борьбе наилегчайшего веса. Сам он тоже любил этот вид спорта. Чтобы не умереть с голоду, уму приходилось одновременно с учебой подрабатывать: иногда разгрузкой мороженых овощей, иногда дров для больниц и детдомов. Первое время он еще выдерживал недоедание, но потом это все-таки сказалось на его здоровье, и без того не очень хорошем.

Как-то ему и его сокурсникам подвернулась небольшая, но довольно-таки увлекательная работа: делать плакаты по трафарету с рисунками к стихами самого Маяковского для "Окон РОСТА". Один из рисунков к плакату символически изображал контрреволюцию в виде гидры, т. е. многоголовой змеи, у которой вместо отрубленной головы тут же вырастают две новых. Стихи Маяковского к плакату были следующие:

Историки с гидрой плакаты выдерут.

Чи это гидра была, чи нет?

А мы знавали эту гидру

В ее натуральной величине.

"Окна РОСТА" являлись тогда важным средством информации. В то время революционные вспышки происходили во многих уголках мира, и это очень волновало народ России. Средств информации почти не было: газет не хватало, радисты на своих слабеньких радиостанциях с трудом ловили сообщения и иногда путали события. Люди буквально толпились возле витрин магазинов, где вывешивались информационные сводки и плакаты. Сводки читались вслух и тут же комментировались. Мимо плаката тоже не проходили.

Николаю было вдвойне приятно работать над плакатом: во-первых, хоть небольшая материальная поддержка; во-вторых, "языком плаката он помогал молодой республике в борьбе против контрреволюции и получал от этого большое моральное удовлетворение. Впервые почувствовал он огромную силу плаката, его лаконизм и предельную простоту. Позднее в его творческой жизни плакат и особенно рисунок плакатной формы играли немалую роль.

Учеба продолжалась. До Машкова как-то донеслись слухи, что один из его талантливейших учеников спит на полу, не имея даже койки. Машков страшно возмутился. Он вызвал Николая и предложил ему переехать в его личную мастерскую. Надолго запомнились Николаю слова Машкова: "Ну вот что, хватит валяться на полу! Переходите ко мне - на антресолях у меня есть свободная койка. Устраивайтесь там и будете помогать мне в занятиях". От этих слов у Николая даже помутнело в глазах, он был страшно рад этому и вскоре перебрался в мастерскую, где жили еще несколько студентов.

Из воспоминаний Николая Степановича: "Среди студентов был один талантливый художник. Спустя несколько лет он по идейным убеждениям стал работать художником по тканям на фабрике. Тем временем волна "Пролеткульта" сильно увлекла молодых художников. В витринах книжных магазинов можно было увидеть нечто совершенно необычное. Например, на обложке журнала "Крокодил" была изображена тюремная камера, а далее, у решетчатого окна, сидели в унынии Рафаэль, Микеланджело, Леонардо да Винчи. В дверях стоит Маяковский в милицейской форме и кричит: "Эй вы, там! Выходите, амнистия!"