Евгений Пискун - Николай Трошин

После ее отъезда долгое время от нее не было никаких вестей. И вдруг письмо, написанное незнакомым почерком. Писала мама Ольги Антонина Федоровна Дейнека. Оказалось, что по дороге Ольга заразилась сыпным тифом. Николая охватил ужас. Он хорошо знал, какая это страшная, опасная болезнь. Его тревожное ожидание было прервано письмом Ольги, в котором она рассказала обо всем подробно: ее постригли наголо, и она стала похожа на мальчика; а сейчас она носит на голове чепец XIX века и похожа на какое-то чучело. Но самое главное - она поправляется. Следующие письма были все более радостными и оптимистичными. Ольга писала, что серьезно увлеклась народным творчеством: с кистями и карандашами она обошла всю округу и собрала большой материал. Назвала свой труд она: "По селам и деревням Комарницкой волости" (Дмитровский уезд, ныне Курская область). Интересно и эмоционально она писала о том, что в деревнях ее преимущественно заинтересовала старинная крестьянская одежда, которую старики поневоле стали донашивать ( купить было нечего). Здесь и нички, и паневы матерей и бабушек, которые еще недавно лежали в сундуках. Ольга боялась, что пройдет немного времени, и исчезнут последние остатки говорящей старины, все сотрет культура городов. Она проделала огромную работу: зарисовывала одежду, узоры, вышивку полотенец (все это с подробными описаниями); записывала старинные песни и разговорную речь. И все это она делала от души, по велению сердца. Пройдет время, и эта работа получит весьма положительный отзыв доктора исторических наук Г. С. Масловой из Института этнографии имени Миклухо-Маклая. Эти письма очень радовали Николая и наполняли его чувством гордости за Ольгу.

Вообще в его жизни этот рязанский период был необыкновенно интересным: театральное творчество, художественная студия, разнообразные друзья, переписка с Ольгой - все это делало его жизнь наполненной и счастливой. Николай чувствовал себя в этой среде настолько свободно и уверенно, что как-то не заметил того, что они вместе с тетушкой в последнее время стали голодать. Шел 1922 год, и положение в стране оставалось очень тяжелым: еще пылали очаги гражданской войны, расплодились спекулянты и мародеры, промышленность стояла. Надо было что-то предпринять, чтобы не умереть с голоду, и тетя высказала одну идею. "Николай,- сказала она,- мы с тобой оба из крестьян, в Троицкой слободе у нас есть земля. Раньше я ее сдавала, а теперь давай начнем сами пахать. Хоть это и трудно, но не погибать же нам!" Николай принял предложение тетушки и обратился с просьбой о помощи в дирекцию красноармейского клуба, для которого делал театральные декорации. Просьбу удовлетворили - ему выделили лошадь с плугом, и дело пошло, он начал пахать. Постепенно дело наладилось, и Николай уже засеял поле рожью. Но случилось несчастье. В сильную жару он напился воды из какого-то водоема и через некоторое время заболел брюшным тифом. Потом целый месяц шла борьба за его жизнь. Но молодость победила, он выздоровел. А к тому времени подошла пора косить рожь. Вместе с тетушкой они собрали десять мешков зерна. Это было целое богатство, да еще они сдавали в покос душистое сено с заливных лугов Оки. Наконец-то тетушка смогла осуществить свою давнишнюю мечту - купить корову, благо корм для нее был. Но хлопот с коровой было много, Николаю самому приходилось ее доить. Иногда над ним посмеивались соседские бабы, но он не обращал на это внимания. Угроза голода исчезла, и он все чаще стал думать о Москве, о Машкове, об Ольге, которая к этому времени уже возвратилась с Украины.

ГЛАВА 4

Окончание учебы. Начало самостоятельной жизни.

Женитьба. Новые веяния в культурной жизни России

(1922-1930 гг.)

Творить искусство может лишь избранник,

Любить искусство - всякий человек.

Грюн

Николай возвратился в Москву. Здесь по-прежнему свирепствовали голод и холод, но его это не пугало, он чувствовал себя очень бодрым. И вот спустя почти два года он снова уверенной походкой идет по Мясницкой с рюкзаком, набитым красками, бумагой, этюдами. Он шагает по направлению к общежитию ВХУТЕМАСа, переполненный мыслями о предстоящей встрече с Машковым, Ольгой, друзьями. Остановился он у знакомых, а уже на следующее утро направился в мастерскую Машкова, которая находилась недалеко от общежития. Двери мастерской были распахнуты, и туда ручейком вливались молодые художники - у Машкова шел жаркий диспут. Когда Николай вошел, на него никто не обратил внимания - страсти были накалены до предела, посильнее чем в старые времена. Он стал прислушиваться к спорам. Скоро ему стало ясно, что Машков за время его отсутствия резко изменил свое направление в живописи, стал членом Ассоциации художников революционной России (АХРР) и начал работать в реалистическом стиле. Для Николая это был удар в спину. Он вышел так же незаметно, как и вошел. В голове все шло кругом, он был просто в отчаянии. А как же цвет - то, чему он так страстно учился у Машкова? А как же живописно-пластические искания, все то, к чему он так долго и упорно стремился? "Бросаю живопись",- подумал он. С такими мыслями он возвращался в общежитие. Никого не хотелось видеть, но все-таки он взял себя в руки и поднялся на второй этаж, где жила Ольга.

Наконец долгожданная встреча состоялась. Оба испытали огромную радость - ведь они уже давно питали друг к другу теплые чувства. Ольга пригласила его на балкон, и они долго беседевали. Она рассказала Николаю об учебе в мастерской Любови Поповой, где изучали "супрематизм" - новое направление в живописи, основанное на всевозможных комбинациях геометрических фигур или объемных форм. Сама Любовь Попова была личностью весьма неординарной. Но ей, Ольге, это направление было чуждо. Это было для нее нечто далекое, недоступное для души. В итоге она совершенно разочаровалась в подобной живописи и ушла от Л. Поповой в мастерскую В. А. Фаворского. И тут же она с упоением начала рассказывать о Фаворском, о его графике, пронизанной духом нового искусства, о технике. которая ей была настолько по душе, что она сразу же включилась в работу: резала гравюры, делала рисунки для литографии, офорты, наброски с натурщиков. Ольга увлеченно рассказывала и не сразу заметила, что у Николая какой-то расстроенный вид. Она спросила, не заболел ли он, но в ответ услышала, что все в порядке. И все же у него оставалось плохое настроение. Он был просто не в состоянии скрыть свое разочарование от посещения мастерской Машкова, и поделился с ней своими впечатлениями: "Не могу, Олечка, не сказать тебе о том, что Машков просто выбил меня из колеи. Теперь я не знаю, нужна ли вообще живопись. Ах, жизнь! Сколько же она преподносит сюрпризов!"

Ольга уже все знала о Машкове и постаралась успокоить Николая, говорила, что не следует паниковать, все образуется. После разговора с Ольгой у неге как-то потеплело на душе. Через некоторое время Ольга познакомила Николая ее своими родственниками - дядей Дмитрием Федоровичем Богословским и его семьей. Дмитрий Федорович был очень интересной личностью. Окончив в Петербурге Академию художеств (мастерскую Репина, где учились Малявин, Грабарь, Горюшкин-Сорокопудов, Остроумова-Лебедева), он продолжал вести там преподавательскую деятельность. Женился на племяннице художника Борисова-Мусатова, но вскоре жена умерла. Оставив преподавание, Дмитрий Федорович увлекся реставрацией и поехал учиться в Мюнхен. Затем он работал главным художником реставрационной мастерской Эрмитажа. После революции он становится художником реставрационной мастерской Третьяковской галереи. Именно Д. Ф. Богословский так искусно отреставрировал изрезанную картину И. Репина "Иван Грозный убивает сына". В его доме была целая коллекция картин. Когда Николай приходил в гости к нему, он с удовольствием и большим интересом рассматривал их и восхищался живописью знаменитых художников, некоторые из которых были его учителями. А автопортрет, написанный на фоне кафельной печи с кистями и палитрой, особенно понравился Николаю (сейчас эта картина находится в ГТГ).