Евгений Ножин - Правда о Порт-Артуре. Часть II

На одной изъ батарей комендантъ пробовалъ пищу, оставшись доволенъ ея качествомъ.

Миновавъ Орлиное Гнѣздо, пришлось спѣшиться и пройти лощиной, т. к. предстояло итти открытымъ мѣстомъ, сильно обстрѣливаемымъ артиллерійскимъ и ружейнымъ огнемъ.

Поднявшись на Скалистый Утесъ, генералъ-лейтенантъ Смирновъ ознакомился съ положеніемъ нашихъ укрѣпленій за крѣпостными верками и, отдавъ общія указанія прибывшему начальнику обороны генералъ-маіору Кондратенко, въ 1 ч. дня уѣхалъ домой.

12 августа. Ночью капитанъ Стемпневскій сдѣлалъ съ Высокой горы вылазку съ цѣлью увезти съ Угловой горы орудія. Увезти не удалось, но зато они успѣшно взорваны пироксилиномъ.

Въ расположеніи конныхъ командъ безъ перемѣнъ. Вчера вечеромъ началась на полуостровѣ разгрузка провіанта. Японцы продолжаютъ усиленно окапываться по предгоріямъ Угловой и на хребтѣ, соединяющемъ Угловую съ Высокой. Около 30 орудій противникъ поставилъ въ окрестностяхъ деревень Хандзятунь, Сягохандятунь; часть ихъ въ фанзахъ, часть по берегу моря, за скатомъ высоты. Сѣвернѣе Голубиной бухты сосредоточено до 4 баталіоновъ пѣхоты и 2 эскадрона кавалеріи.

По полученнымъ достовѣрнымъ свѣдѣніямъ, у японцевъ среди солдатъ много стариковъ и малолѣтнихъ.

"…При рекогносцировкѣ оставленныхъ японцами редутовъ, возлѣ убитаго офицера нашли воззваніе на русскомъ языкѣ нижеслѣдующаго содержанія:

Господамъ командующимъ

русскими войсками.

Командующій войсками здѣшняго округа проситъ господъ командующихъ русскими войсками о томъ, что дать соотвѣтственное содѣйствіе и нужное средство на оставленные нами въ здѣшнюю окрестность на убитые и раненые при этой кампаніи изъ нашихъ войскъ…

Съ почтеніемъ."

Лишь только разсвѣло, я отправился въ штабъ крѣпости, чтобы до жары составить отчетъ о минувшей ночи. Работаю.

Въ штабѣ вдругъ засуетились. Оказалось, подъѣзжалъ комендантъ. Я тоже вышелъ на крыльцо. Смирновъ отдавалъ какія-то распоряженія полковнику Хвостову.

Увидѣвъ меня, комендантъ крикнулъ:

— А вы сегодня не ѣдете? Да я васъ въ самое безопасное мѣсто повезу, успѣете написать отчетъ.

— Съ удовольствіемъ, ваше превосходительство. Напрасно вы только думаете, что я струсилъ. Я не зналъ, что вы и сегодня объѣзжаете боевую линію. Разрѣшите послать за лошадью.

— Посылайте, посылайте. Мы тронемся, а вы догоняйте. Путь на Опасную.

Скоро я ихъ догналъ.

По дорогѣ узнаю, что комендантъ опять ѣдетъ на сѣверо-восточный фронтъ. Интересно.

Начиная отъ лит. Б (на которой комендантъ пробылъ болѣе часа, рекогносцируя съ бруствера подъ огнемъ противника расположеніе непріятельскихъ батарей), военная дорога была дорогой смерти и разрушенія. Повсюду еще засохшія лужи крови, валялись ружья, сумки, сапоги, разбитыя двуколки, окровавленная одежда, колеса, лошади, неубранные еще обезображенные трупы, исковерканные лафеты.

Дорога изрыта снарядами.

Сарай на Маломъ Орлиномъ Гнѣздѣ, гдѣ еще недавно въ обществѣ братьевъ Высокихъ и офицеровъ сосѣднихъ батарей мы провели нѣсколько беззаботныхъ часовъ, сгорѣлъ и превратился въ груду развалпнъ. Дорогу и мѣстность послѣ бомбардировки положительно нельзя было узнать. Орлиныя Гнѣзда разбиты въ дребезги. Нѣтъ уже Высокихъ, нѣтъ Дударова; много жизней догорѣло за послѣдніе дни. Большинство блиндажей, прикрытій, брустверовъ разбито.

По дорогѣ узнаю, что князь Мачабелли уже пятый день лежитъ передъ Панлуншанскимъ редутомъ. Никакъ не могутъ его взять. Другіе увѣряютъ, что онъ раненъ и еле живымъ взятъ въ плѣнъ. Часть стрѣлковъ сидитъ наверху, часть внизу.

Резервъ жмется подъ крутыми обрывами, устроивъ изъ остатковъ волнистаго желѣза и всякой дряни импровизированныя прикрытія — развѣ отъ солнца, но никакъ не отъ шрапнели и бомбъ.

Видъ измученный, усталый. Отъ офицеровъ осталась лишь тѣнь. Грязные, оборванные, не мытые, который уже день среди непрерывной, смертельной опасности.

— Ваше превосходительство, нельзя ли досокъ, хоть какое-нибудь прикрытіе соорудить. Вы сами видите, какъ донимаютъ шрапнелью и бомбами. (Противникъ весь с.-в. фронтъ держалъ подъ шрапнельнымъ и бомбовымъ огнемъ).

— Вотъ этакихъ маленькихъ досочекъ — говоритъ пожилой и подвижной ротный командиръ — мы отлично устроимся.

Это была картина, которая никогда не изгладится изъ памяти.

Кругомъ молча стоятъ собравшіеся офицеры. Въ глазахъ каждаго читаю покорность судьбѣ и просьбу…

Смотрю на коменданта. Глаза такъ и сверкаютъ, онъ улыбается, слушая, но я его уже знаю. Не до улыбки ему. Онъ злится. Два дня тому назадъ отдано строжайшее приказаніе доставить доски. Приказаніе не исполнено. Изъ инженеровъ на линіи — одинъ Шварцъ. Рашевскій на правомъ флангѣ.

— Будьте покойны, сегодня же у васъ будутъ доски. Гаммеръ, запишите — отвѣчаетъ Смирновъ.

Ѣдемъ дальше. Спѣшиваемся. Нѣтъ возможности ѣхать. Впереди на 1 / 4 версты открытое къ расположенію противника мѣсто, передъ Ручьевской батареей. Рвется шрапнель, бомбы, свистятъ пули. Подбѣгаетъ начальникъ участка.

— Ваше превосходительство, прямо итти нельзя, нужно лощиной… открытое мѣсто… кто покажется, бьютъ.

Дѣйствительно, сзади, здѣсь и дальше стрѣлки прижались къ крутымъ откосамъ. Впереди на дорогѣ ни души.

— Пустяки. Лошадей вывести къ батареѣ Ручьева, а мы напрямки — сказалъ Смирновъ и быстро зашагалъ впередъ.

Ничего не подѣлаешь — пришлось храбро шагать за нимъ.

Какъ только открыли себя, шрапнель участилась, давая перелеты.

Смирновъ невозмутимо шелъ впереди, спокойно бесѣдуя съ капитаномъ Шварцъ.

На Заредутной батареѣ, замѣтивъ, какому риску подвергаетъ себя комендантъ, начали что-то кричать и махать краснымъ флагомъ. Навстрѣчу во всю прыть бѣжадъ капитанъ Гусаковскій, командующій баталіономъ 13-го полка, проявившіи въ предыдущую ночь чудеса храбрости. Отрапортовавъ о состояніи ввѣренной ему части, капитанъ, волнуясь, докладывалъ:

— Ваше превосходительство, здѣсь очень опасно.

— Вижу, но намъ недалеко до Заредутной — отвѣтилъ комендантъ, продолжая что-то объяснять капитану Шварцу.

Придя на Заредутную, Смирновъ, весело поздоровавшись съ нижними чинами: Здорово, друзья! здорово, родные! здорово, молодцы-артиллеристы! — подробно осмотрѣлъ Ручьевскую батарею, которой остался очень доволенъ. Благодаря правильной скрытой установкѣ, она была въ дѣйствіи до самой капитуляціи.

На нѣкоторыхъ батареяхъ комендантъ пробовалъ пищу, хвалилъ кашевара, шутилъ съ солдатами, подолгу бесѣдовалъ съ офицерами, а шрапнель рвалась, гудѣли бомбы…