Евгений Ножин - Правда о Порт-Артуре. Часть II

Молебенъ кончался. Еще гремѣло многолѣтіе Государю, а священники уже быстро, почти бѣгомъ уходили отъ мѣста молитвы; пѣвчіе, кресты и хоругви едва поспѣвали за ними.

Священнослужители хотя и ближе къ Богу, но они тоже люди: имъ было страшно.

Площадь быстро опустѣла. Бомбардировка продолжалась.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Когда кончился молебенъ, я потребовалъ лошадь и отправился по улицамъ Стараго города.

Большинство снарядовъ рвалось передъ портомъ и въ самомъ порту. Одинъ изъ снарядовъ разорвался у забора офицерскаго экономическаго Общества, рядомъ съ домомъ полковника Тыртова; m-me Тыртова была одна дома, когда началась бомбардировка.

Когда разорвался снарядъ въ нѣсколькихъ шагахъ отъ крайняго окна гостиной, m-me Тыртова, сидѣвшая въ этой комнатѣ, остолбенѣла отъ ужаса и, ошеломленная взрывомъ, была близка къ обмороку.

Мысль о мужѣ, отправившемся на крестный ходъ, заставила ее овладѣть собой и взять себя въ руки. Страхъ за участь мужа былъ сильнѣе чувства самосохраненія.

Когда я подъѣхалъ къ зданію порта, къ домику, который занималъ старшій бухгалтеръ, я увидѣлъ грозную картину разрушенья. Это были слѣды дѣйствія 120 мм. бомбъ: крыша разворочена, въ домѣ хаосъ.

Сошелъ съ коня — вхожу.

Меня встрѣчаетъ самъ хозяинъ со словами:

— Скажите — что дѣлать? Куда ѣхать? Куда спрятаться? Гдѣ безопаснѣе? Вы должны знать. Не угодно ли? Сидѣлъ спокойно у окна. Помолился еще, когда крестный ходъ у насъ останавливался.

Вдругъ — трахъ! и видите, что сталось со мной.

Что могъ я отвѣтить напуганному, выбитому изъ колеи почтенному человѣку? Сказавъ нѣсколько фразъ, долженствовавшихъ его успокоить и ободрить, я прошелъ въ сосѣднюю квартиру.

Въ ней меня поразило слѣдующее обстоятельство. Снарядъ, пронизавъ крышу и потолокъ, разорвался въ гостиной, разворотивъ въ ней положительно все. Въ сосѣдней же столовой, отдѣленной лишь тонкой стѣной, все было цѣло — даже теплилась лампадка передъ образомъ.

Бомбардировка съ перерывами продолжалась до сумерекъ.

Проѣзжая по Стрѣлковой улицѣ, я встрѣтилъ пристава Пржевальскаго. Полицейскій чинъ былъ страшно взволнованъ, собиралъ осколки разорвавшихся снарядовъ, передавая ихъ сопровождавшимъ его околодочнымъ и городовымъ.

— Эти осколки нужно представить г. полицмейстеру и начальнику раіона.

Улицы показались вымершими; кое-гдѣ лишь попадались прохожіе, съ любопытствомъ разсматривавшіе результатьт бомбардировки.

Населеніе Стараго города попряталось въ дома. Окна закрыты — у оконъ никого. Словно всѣ были увѣрены, что стѣны и крыша спасутъ ихъ отъ адской разрушительной силы рвущихся снарядовъ.

Артуръ около 3-хъ часовъ дня словно застылъ. Неожиданность бомбардировки подѣиствовала на всѣхъ крайне угнетающе.

Объѣхавъ Старый городъ, я направился въ Новый.

На улицѣ, кромѣ городовыхъ, почти никого. Извозчики тоже куда-то попрятались.

На всемъ пути до Новаго города я души живой не встрѣтилъ.

Никто не рѣшался показаться въ Старый городъ.

Чѣмъ дальше я былъ отъ порта, чѣмъ глуше доносились до меня взрывы снарядовъ, тѣмъ покойнѣе становилось на душѣ.

А вѣдь тамъ, назади, оставались люди. Тамъ оставались мои новые знакомые, которыхъ я за короткій періодъ времени успѣлъ оцѣнить, полюбить и сжиться съ ними.

Я нѣсколько разъ старался поймать себя на мысли, не ѣду ли я въ Новый городъ потому, что тамъ совершенно безопасно.

Въ концѣ концовъ я убѣдилъ себя, что я ѣду туда въ силу необходимости, а вовсе не изъ трусости. Я убѣдилъ себя въ томъ, что мнѣ необходимо по возможности побывать сегодня повсюду, чтобы составить себѣ цѣльное впечатлѣніе — чѣмъ былъ Артуръ въ первый день бомбардировки съ суши.

Я убѣдилъ себя въ этомъ и спокойно продолжалъ свой путь.

Дорога въ Новый городъ ведетъ прямая, ровная, отлично шоссированная.

Подъѣзжая къ городскому саду, я встрѣтилъ пролетку, въ пролеткѣ красивый чиновникъ.

— Будьте добры сказать: въ Старый городъ можно проѣхать? Мнѣ тамъ быть необходимо…

— Какъ же, можно.

— Но вѣдь тамъ рвутся снаряды. Говорятъ — много убитыхъ, раненыхъ?

— Снаряды рвутся, но убитыхъ и раненыхъ еще не видѣлъ.

— А вотъ у насъ свѣдѣнія есть, чтотубитыхъ очень много. Что теперь — хуже или лучше, чѣмъ во время морской бомбардировки?

Я слушалъ словоохотливаго чиновника, смотрѣлъ на его разстроенное, поблѣднѣвшее лицо и угадывалъ, что ему ужасно не хочется туда ѣхать. Онъ, видимо, ожидалъ отъ меня такого отвѣта, который далъ бы ему право вернуться назадъ.

— По моему, теперь лучше; что будетъ дальше — не знаю. Кромѣ того, снаряды рвутся на опредѣленной площади. Честь имѣю кланяться.

Поворачивая съ шоссе въ городъ, я оглянулся: чиновникъ ѣхалъ назадъ.

Сопровождавшій меня мой вѣстовой Николай Худобинъ изобразилъ на своемъ лицѣ огромную улыбку.

— Чего, Николай Терентіевичъ, изволите смѣяться?

— Чего изволите?

— Я говорю — чего вамъ такъ весело?

— Да вонъ, нашъ-то разговорщикъ назадъ вериулся.

Въ Новомъ городѣ жизнь текла обычнымъ путемъ — словно сегодня ничего не происходило, только прохожихъ мало.

Заѣхалъ въ ресторанъ «Звѣздочку». Нѣсколько столовъ занято.

Публика закусываетъ, крѣпко выпиваетъ. Выпиваетъ по-артурски.

Подошелъ къ буфету. Обращаюсь къ буфетчику. Послѣдній вмѣсто того, чтобы дать мнѣ требуемое, засыпалъ меня вопросами.

— Вы изъ Стараго города? Ну что? Страшно тамъ? Много народу побило? Снаряды, говорятъ, въ крестный ходъ посыпались? Вотъ бѣда-то! А-я-я-яй! Что же это будетъ? Неужели и насъ будутъ бомбардировать? Теперь, пожалуй, каждый день. Этакъ вѣдь нельзя…

— Дайте мнѣ пожалуйста…

— Теперь прямо хоть ложись и умирай. Чѣмъ все это кончится? Прежде — придетъ эскадра, отбомбардируетъ и уйдетъ. Уйдетъ надолго. А теперь? Теперь никуда не скроешься. Японцы тоже изъ Артура не пускаютъ…

— Я васъ прошу — дайте мнѣ…

— О Господи, Господи! Чѣмъ все это кончится? А о Куропаткинѣ ни слуху ни духу, и дѣла наши плохо идутъ. Вамъ рюмку водки? Англійской? Да, и что это будетъ? Говорятъ, что долго намъ не продержаться. А ну ихъ! Чего даромъ народъ-то губить. Все равно съ японцами намъ не справиться…

Буфетчикъ, вѣрно, долго еще говорилъ бы на эту тему. Для меня же было вполнѣ достаточно. Я поспѣшилъ уйти.

Въ дешевыхъ городскихъ квартирахъ, расположенныхъ рядомъ со «Звѣздочкой» и занятыхъ по преимуществу красавицами Артура, шло веселье. Изъ оконъ раздавались звуки піанино. Чей-то поставленный на шампанскомъ голосъ старался изобразить цыганскій романсъ. Пѣла плохо, но все-таки пѣла.