Газета Завтра Газета - Газета Завтра 444 (22 2002)

"ЗАВТРА". Как вы относитесь к тому, что в гуманитарной и художественной среде идет фактически мода на левизну?

А.И.Мы уже говорили, что Проханов подарил нам историю. У нас с вами левая история. Она воплощена в определенных артефактах. Сталинская архитектура, Саяно-Шушенская ГЭС. В этом смысле появляющаяся мода на левое — мода на свою историю. Некая установка на то, чтобы внимательно посмотреть вокруг. Что Париж? Может быть, в Вологду поехать. Там тоже интересно. По-моему, это неплохо.

"ЗАВТРА". Какие у вас взаимоотношения с весьма жесткими нормами гуманитарного сообщества, особенно в свете выпуска романа Проханова?

А.И.Никаких политкорректных норм для нас не существует. Мы в эти игры не играем. Мы хотим нравиться самим себе сначала, а потом читателю. В какой-то момент понимаешь, что самое, как говорил Мамардашвили, тяжелое, что у нас есть, — наша личная история. Опыт, допустим, философского факультета, мешает на многие вещи смотреть независимо, увидеть новое, быть более открытым. Ты уже в департаменте. Все подвергаешь экзегезе.

"ЗАВТРА". Получается, вы такое свободное, неангажированное издательство...

А.И.Это так. Потому что мы очень бедны. Эта бедность в принципе — величайшее достояние, нам принадлежащее. Когда я смотрю на некоторых своих коллег по издательскому делу — понимаю, что им совсем плохо. Хотели бы, да не могут. Невозможно поддерживать энергию собственного фанатизма, когда у вас на кредитной карточке сто тысяч долларов. В какой-то момент захочется на Средиземное море, поесть свежих устриц. У нас проблема со Средиземным морем. С одной стороны, мы, конечно, бедность ненавидим, но и очень ценим. Над нами нет никакого хозяина. Нас никто не подгоняет. Не будет авторов, будем переизданиями заниматься. Кредитка? Есть две — одна заблокирована, на другой двести долларов. Мы счастливые люди, ибо создали пространство неотчужденного творческого труда.

"ЗАВТРА". Напоследок, ваш прогноз на будущее. Что впереди?

А.И.У меня сейчас любимая тема — рождение нового русского романа. Это 60-е — 70-е годы уже позапрошлого, XIX века. "Отцы и дети", "Преступление и наказание", "Война и мир" и др. Сейчас очень много аналогий. Я перечитывал недавно начало "Преступления и наказания", где Раскольников с Мармеладовым знакомится в распивочной. В этой же ситуации живем и мы сейчас: у нас совершенно дикий, диккенсовский капитализм. Голод, выселение из квартир. И в то же самое время, возвращаясь в прошлое: прошла реформа 1861 года, освобождение крестьян, судебная реформа — ощущение стабильности, Александр II. Но под этой стабильностью — вулкан трагедий, боли людей. Знакомые ощущения. Конечно, параллели всегда натянуты. Но тем не менее, есть чувство, что это возможная ситуация. Пар из этого котла, может, и спровоцирует возникновение чего-то вроде нового русского романа.

М.К.Предпосылок очень много. Кончились 90-е, давшие огромный спектр внелитературного яркого опыта. Забастовки, ночные магазины и прочее. Теперь появилась возможность претворить этот опыт в литературу. Так что, я думаю, новые авторы не заставят себя ждать.

А.И.Мы живем в благодатное (как ни парадоксально) время. Мы — дети рухнувшей империи. Вспомните расцвет австро-венгерской прозы (после падения империи Габсбургов) — Музиль, Брох, Кафка, Цвейг. Думаю, мы находимся при рождении чего-то. Есть знаки, тенденции. Поражение для культуры вообще самая продуктивная ситуация. Мы, русские, потерпели огромное поражение, и в этом наше счастье и наша надежда. Как гениально заметил Мартин Хайдеггер, там, где низ падения, там возникает надежда.

Беседу вел Андрей СМИРНОВ

28 мая 2002 0

22(445)

Date: 29-05-2002

ИЗ РАЯ В АД (Выставка рисунков Александра ПРОХАНОВА)

Выставка с тревожным названием "Господин Гексоген рисует" открылась в выставочном зале Книжных Пушкинских Палат. Она представляет из себя экспозицию графических работ, выполненных в лубочной манере, автором коих является не кто иной, как писатель и редактор "Завтра" Александр Андреевич Проханов.

Посетив выставку, никак нельзя почувствовать едкий запах печально известного взрывчатого вещества — представленные работы вовсе не являются авторскими иллюстрациями к прогремевшему ныне роману "Господин Гексоген".

Ведь листы цветной графики, составляющие основу экспозиции, созданы более тридцати лет назад и внутренне связаны с фольклорным, деревенским периодом жизни и творчества писателя (известно, что Проханов в молодости работал лесным объездчиком, а его первые очерки написаны на этнографическом материале, собранном в деревнях Северной и Центральной России).

Не заметив легкой иронии в названии выставки, обозреватели либеральных изданий поспешили возмутиться:

— Проханов всеми доступными способами "пиарит" свой новый роман…

Однако, по всей видимости, дело обстоит противоположным образом. Обсуждаемый на каждом перекрестке прохановский "Господин Гексоген" уже не нуждается в рекламе. Он — как тяжелый локомотив, который тащит из туннеля разноцветные вагоны,— выводит на свет неизвестные материалы из прохановских "запасников".

Ведь интерес к прохановской графике у скандально-известной галереи "Велта" (которая при поддержке Фонда развития культуры Северного административного округа Москвы и организовала данную выставку) во многом обусловлен тем общественным резонансом, который возник в связи с публикацией "Господина Гексогена" в высоколобом издательстве "Ad Marginem".

Впрочем, независимо от контекста, работы Проханова замечательны сами по себе. Это живое рисование притягательно в своей непосредственности, ибо в нем нет ни толики стилизации и надуманности. Идеология, "представления" уходят на задний план, видно особое состояние души, просветленное чувствование жаркой и близкой русской вселенной. Здесь, как и в своих ранних литературных произведениях, Проханов — русский космист, художник традиции Платонова, Петрова-Водкина, Заболоцкого…

Выставленные впервые работы важны и в своем роде уникальны еще и как часть культурного наследия России.

Автор и составитель монографии "Рисунки русских писателей" в свое время справедливо заметил, что писательское рисование "существует не только как факт литературного быта, не только как факт психологии творчества, но и как самостоятельное эстетическое явление и даже как особый вид искусства".

Сам Проханов квалифицирует свой "рисовальный" период как таинственный виток творческой биографии. Неожиданно возникшая и столь же неожиданно исчезнувшая потребность рисовать объясняется им как мистическое озарение, дуновение пролетевшей мимо души неведомого художника. Однако, если проследить литературный путь писателя, бросается в глаза тот факт, что краткий момент создания "лубков" у Проханова накладывается на точку перехода, в новое идеокультурное пространство. Он как писатель и очеркист стремительно уходит от туманных северных деревень и золотых подмосковных полян навстречу гигантским промышленным стройкам и экваториальным войнам, которые породил неугомонный дух советской гиперсистемы. Именно переход в писательском творчестве от национального к имперскому, как бы сказал Шпенглер от "культуры" к "цивилизации", и сгенерировал сладкий и ностальгический порыв, выразившийся в стремлении запечатлеть, зафиксировать и сохранить навсегда уходящие образы и состояния.