Капитолина Кокшенева - Порядок в культуре

Пожалуй, все началось с А.Кабакова, с его «Невозвращенца», пугающего публику обезьяноподобными существами, производящими погромы-разгромы на просторах отечественной истории. Давно началось. Но сколь «веревочке» не виться, все равно, в согласии с простейшей логикой (когда так много оказалось продолжателей), приходится стать тенденцией. Наш российский доморощенный постмодернизм доигрался до вампиризма. Высосав классику известным способом симулякрирования, осушив европейские интеллектуальные закрома травестированием, бросили писатели все силы свои в глубь отечественной истории, чтобы высосать и ее кровь. И чем глубже пласты истории («Кысь» Толстой — это была только «совковая» поверхность, «День опричника» Сорокина — не бог весть какая историческая даль!), тем мощнее «кровеносные сосуды». Тем лучше писателю-вамп.

Любой роман требует некоторого объема исторического пространства. В романе «ЖД» оно изначально искривлено введением фантастического элемента: действие его происходит «впереди» нашего времени, где-то году в 2015-м. Потому не удивляйтесь соседству в этом тексте мобильного телефона и докультурных легенд, персональных самолетов и дремучего оккультизма (у Сорокина в одном из последних сочинений было тоже самое: его опричники разъезжали на «мерсах» и тоже — исключительно все с «мобилами»). Фантастический «мозговой прием» позволяет автору растерзать историю на удобные ему составные части, — с одной стороны, а с другой, — изолировать свои высказывания от реальности, тем самым, снять авторскую ответственность за их проекцию на все ту же реальность. Но просто перенести действие в будущее — этого для автора — создателя очередного анекдота «про Русь-матушку», явно недостаточно. Нужен «некоторый сдвиг по шкале», смещение угла зрения на 15–20 градусов, чтобы беспрепятственно добиться нужных искажений и вместить в роман все те «мысли-феномены», социальные самочувствия и «славные идеи», которые выпустила на свет современная рыночная демократия РФ.

Не ищите в «ЖД» литературы — ее там нет, если под «литературой» понимать возможность бескорыстного эстетического наслаждения и свободного размышления. Не более двадцати страниц порядочно-саркастического чтения можно получить, если хорошо «отжать» семисотстраничный опус Быкова. Все остальное — бесконечные говорящие головы, ведущие идейные битвы всегда и всюду (в постели с любимой, на тусовках, в армейских казармах, и даже во время «генерального сражения»). Книга написана не для людей, а для экспертов, выдающих «фантастические премии» (две престижные премии от фантастов Быков уже получил) или просто «большие» (он ее тоже уже получил).

Фантастический элемент позволяет автору многое: поиграть в альтернативную историю, произведя ее «кастрацию» до требуемого «концепта». А «концепт» таков: долгие, очень долгие столетия территория России разделена между ее «законными» и «незаконными» наследниками — хазарами, варягами и загадочным коренным населением. При этом для хазар «незаконны» варяги, для варягов — хазары. А все вместе считают «эту землю своей» и за это право собственности давно и упорно воюют, от века к веку иссякая силами в этой перманентной войне. Первые и вторые попеременно оказываются у власти (варяги — более продолжительное время, а хазары — только в 20-е, да в 90-е годы XX столетия). Но и хазары, и варяги всегда угнетают удобное коренное население, которое никогда не оказывало им (завоевателям) никакого сопротивления, но таилось внутри себя, «сохранялось» и тоже медленно и неуклонно деградировало. Таким образом, из истории взяты два «эпизода» — существование хазарского каганата и призвание варягов, и оба возведены в роль абсолюта, определяющего все и вся в этом странном государстве под названием Россия.

Все начнется с гражданской войны: национальная гвардия (варяги) вяло воюет с ЖДовскими силами. А обеим вместе противостоят «бородачи в ватниках» — партизаны. Можно сказать, что Быков прямо начинает свой роман с «высшей точки» войны (длящейся три года), когда все силы собраны в «дегунинском котле», расположенным в середине России (Дегунино пафосно объявляется «геополитическим сердцем Евразии» и «тот, кому оно будет принадлежать, получит власть над миром»). Сама несоразмерность масштаба места действия (Дегунино — деревня) и самого действия (война — как нечто должное быть грандиозным) дает автору много поводов для наслаждения собой. Собственно вся эта канитель с гражданской войной Быкову нужна по нескольким причинам. Ведь, несмотря на фантазмы «ЖД», все свои «любимые мысли» автор, как писатель реформаторского периода российской словесности, собрал с улицы . А на улице не раз будировался вопрос междоусобиц (гражданских неповиновений, березовых революций и прочих опасных неуправляемых настроений, вот автор и бдит, и предупреждает).

Придумав гражданскую войну, писатель-вамп, таким образом, показывает ее как нечто вполне типическое для истории России и ее населения, поскольку одна из целей этой войны (помимо застарелого спора о праве на нее хазар и варягов) — истребление «внутреннего врага» («внешний давно не совался в это заколдованное пространство»). Внутренним врагом выступают для тех, кто пребывает «во стане русских воинов», естественно хазары (они же иногда «жд», хотя Быков не настаивает на строгой этничности этого сокращения). Далее — война отличный повод, чтобы показать всевозможные отвратительные армейско-варяжские типы (они же — «государственники»). Тут автор «отрывается» с большим удовольствием, зарисовывая образчики «лучших традиций варяжского генштаба»: «национальная гвардия была в плачевном состоянии — теперь ее обращала в бегство любая банда»; «все вырождалось»; за три года войны расстрельные команды своих постреляли много больше, нежели потеряли в боях; руководившей этой нацгвардией вояка генерал-майор Пауков тупо и бездарно понимал «наше русское дело», «ненавидел всех своих офицеров и солдат» — «в этом смысле он был истинный варяг, природный северянин, чья генеральная цель не столько захват земель или обращение в бегство противника, сколько максимально эффективное истребление собственных войск» (тут у автора снова говорит свободолюбивая улица — с ее простенькой дискуссией о наших войнах, на которых победа всегда доставалась количеством убитых, находилась в прямой зависимости от веса «пушечного мяса»). Прочие персонажи из армии варягов вообще недостойны внимания, за исключением капитана-иерея Плоскорылова. Именно так — иерея.

Это у нас, в реальной жизни, Русская Православная Церковь создала отдел по взаимодействию с армией, а вот Быков (опасаясь этой тенденции «проникновения Церкви в государственные дела») пошел смело дальше, слив церковную и армейскую иерархию «в один флакон», наделив своего «политрука» Плоскорылова капитан-иерейским званием («в длинной рясе с золотым аксельбантом»), темной сокрытой государственнической силой, степенью посвящения (кажется, шестой) и ожидающим повышения (следующей инициации). Власть Церкви у варягов простирается по всем направлениям: в военных академиях открыты богословские факультеты (такой и закончил Плоскорылов); христианские догматы, молитвы, акафисты приспособлены для воинско-религиозных нужд («Бог наш О дин, он же Велес и другого не дано»); естественно, христианство для истинных варягов «подлая хазарская выдумка» (улица, улица, как ты накрепко завладела нашим сочинителем!) Впрочем, будут еще и армейская мудрость «из сборника речений преподобного Евстахия Дальневосточного», и «глас осьмый из свода песнопений «Нельзя помиловать»», и «строевой завет Паисия Закавказского» («Аще кто усомнится в своей воинской мощи, убояся вероятного противника, тому позор и поругание перед лицом товарищей и три наряда на службу»). Согласно «устава, Русь Святая есть боговыбранная держава, выгодно и симметрично расположенная повдоль шестой части суши и красноукрашенная от щедрот Отца, Сына и Святого духа…». Церковнославянский ловко перебежал в армейские уставы и обряды: вместо «смирно» в варяжской армии командовали «смиренно!» и «возили по дивизиям больше полугода» некую живую деву Иру («русское диво, голос русского сопротивления»). «Варяжский воинский дух» самого Плоскорылова, состоял в отношении к солдату «как к неодушевленному предмету». Не только личность солдата, но и вообще личность «упразднялась» идеей варяжского государства — это, собственно, центральная (и либеральная, и демократическая, и сугубо-прогрессивная, и чрезвычайно востребованная) идея автора в его думах о России. Из этого главного положения следовали константы помельче: вместо жизни — смерть, вместо свободы — долг; ничего для человека и всё для государства, «мыслить словами варягу… несвойственно» (очевидно этим хитрым способом «мыслить словами» обладает только наш автор), а то, что называется душевными проявлениями «варяжству было искони отвратительно».