Анатолий Мамонов - Встречи на берегах Ёдогавы

Иероглиф — загадочный символ,
Иероглиф — таинственный сумрак,
Иероглиф — и пепел, и свиток,
И стенанье стреноженных суток,
И хрипенье младенца во чреве,
И как свечи оплывшие — камни,
И как черные камни — деревья,
И зрачки на песке — словно капли…

О сплетенье и были и сказки
Ярче тысячесолнцевых молний!
Словно идолы с острова Пасхи
Иероглифы смерти безмолвны.
Иероглифы траурно тусклы
И бесстрастны на сером утесе…
«Город атомной бомбы» — по-русски,
По-японски — «гэмбаку-тоси».
Но горят, но кричат, как живые,
На знаменах, вздымающих небо,
И печатные, и кружевные
Иероглифы боли и гнева!

Хиросима — «широкий остров»…
Это зданья сгоревшего остов.
Это тень на стене человека,
Это скопище тел, кунсткамера.
Это вера, сраженная намертво,
В гуманизм двадцатого века.

На широком острове — город.
На широком острове — горе.
Но ликует буйная зелень
Средь омытых дождем расщелин
Но дымят воскресшие трубы,
Но целуются снова губы,
И не видно, не видно пепла —
В замурованных урнах пепел! —
И сжимает девочка крепко
Журавля, плывущего в небе…

Хиросима — всего здесь вдосталь,
Хиросима — широкий остров.

Над Хиросимой солнце встало,
Пылая немо и устало.
Оно едва земли касалось,
Оно, как рыжий кот, ласкалось,
А мне казалось, мне казалось,
Как раскаленными хлыстами
Его лучи вокруг хлестали
По спинам, по глазам — нещадно,
Как в тот навеки страшный день,
Когда в аду огня и чада
Весь город превращался в тень..
«Воды! Воды! А-а-а!» — тень кричала,
«Воды!» — хрипела одичало,
«Воды! Воды!» — молили губы,
«Воды!» — без губ оставшись, зубы…
«Воды!!.» Тысячеусто пелась
На все лады «вода», «вода», —
Урча, рыча, вздуваясь, пенясь, —
Исчезнувшая навсегда.
Вода — с улыбкой и любовью,
Вода — с надеждой и богами,
Вода — с невысказанной болью,
Вода — с витыми облаками,
Как та, в реке, за теми грудами
Ползущих тел в кровавом месиве,
Холодным синим полумесяцем
Манящая и недоступная…

Земля от пепла здесь прогоркла,
Но небеса, как прежде, сини,
И бьет фонтан — как бил из горла
Крик умиравшей Хиросимы!

Необычная сушь, говорят,
Водопад пересох в Никко,
И сухие дома горят,
И в Симидзу зреет клубника.

Нефти нет — тысячи бед.
Электроэнергии — вето!
А без света и Гиндзы нет,
Ну что за Гиндза без света!

Гарь над Токио. Сушь.
Газеты кричат: «Кризис!»
У ста миллионов душ
Дрожь социальных коллизий.

Вчера покончил с собой
Владелец плавательных бассейнов,
Неподогретой водой
Клиентуру вконец рассеяв.

Необычная сушь, говорят?
Только что это? Пальмы в белом!
Все цветы, все деревья подряд
Засыпаны тающим мелом.

Журчит под окном ручей
В микросаду отеля,
Обыкновеннейшая из ночей
Обернулась русской метелью!

И уже по колено в снегу
Бредут трамваи Сэндая,
И камелия на берегу
Цветет, от снега седая…

В сумрак, в нетопленные дома,
Не постучавшись у входа,
Ввалилась, как кризис, зима
Семьдесят четвертого года.