Коллектив авторов - Куда ведет кризис культуры? Опыт междисциплинарных диалогов

Игорь Яковенко:

О том, что вы сказали, можно подумать, но пока не получилось. Давыдов призывает русского человека стать субъектом самоуправления. Прекрасная перспектива. Но для этого необходима коррекция культурных норм и системы ценностей. Среди аспектов такой коррекции — изживание репрессивной и хамски-холуйской доминанты культуры, создание ценностных оснований для самоуважения автономной личности, размывание сакрального образа власти. В этом же ряду — изменение баланса вознаграждения и наказания в пользу вознаграждения, против чего Алексей Платонович как раз и возражает.

О том, что это означает, хорошо, по-моему, сказал Денис Драгунский. Я могу только согласиться с тем, что при сравнении США и России «не об абсолютном количестве заключенных и не об антирабочем американском законодательстве надо говорить, а о том, что американский рабочий может заработать себе на домик и жить нормально». Мои оппоненты этого почему-то не увидели, а ядро проблемы именно здесь.

В России с вознаграждением — полная труба. Оно не разработано, не актуализировано, не укоренено в культуре. Когда узкая кучка элиты предается примитивным порокам, то сама их примитивность показывает, что мы имеем дело с культурой, центрированной на репрессии. Нет культуры удовольствия, нет гедонистической традиции. Французский обыватель может часами обсуждать вина, сорта сыра, рецепты и достоинства блюд национальной кухни. А тут тебе картошечка с портвешком или пиво из поллитровых банок, расставленных на газете поверх бочки во дворе.

В заключение остановлюсь на выступлении Игоря Моисеевича Клямкина. Он редактировал текст доклада и имел возможность глубоко и дотошно погрузиться в его логику. Я согласен практически со всеми его выводами. Игорь Моисеевич фиксирует ключевые моменты. Насилие равно органично не только для российской власти или радикалов-бомбистов, о чем говорил Кара-Мурза, но и для широчайших народных масс. Российская репрессия пребывает вне права, она существует над законом. В российском сознании надзаконная сила наделена моральным статусом. «Надежа-государь» — в силе, а не в законности. Добавлю к этому, что сакральная власть в принципе не может быть ограничена правом. Если право над властью, то она в глазах носителя традиционного сознания уже не сакральна. И это очень важно.

В выступлении Игоря Моисеевича прозвучало и несколько критических замечаний в адрес доклада. Согласен с тем, что в нем нет сопоставления современной российской репрессии с ее прошлыми проявлениями. Это предопределено и ограничениями объема, и необъятностью проблемного поля. Но есть упреки куда более существенные.

Игоря Моисеевича смутило использование мной применительно к современной России термина «культура традиционного типа». Попробую объясниться. В самом общем смысле это культура, переживающая модернизацию, но сохраняющая в себе существенные моменты традиционного сознания. В ядре этой культуры — пласт традиционных установок. Он сложным образом соотносится с культурными регулятивами и представлениями, усвоенными в ходе модернизации, и часто не виден стороннему наблюдателю. Но пристальное вглядывание позволяет рассмотреть рефлексы, оценки, действия, казалось бы, неожиданные для внешне модернизированного человека. В этом поведении, необъяснимом в категориях рационального модерна, и проступает традиционное ядро ментальности. Рациональный по самоописанию, но традиционный по сердечной склонности человек представляет то, что я и обозначил как «культуру традиционного типа».

Возможно, это не очень удачная понятийная конструкция. Но мне важно было обозначить паллиативное образование, в котором внешний пояс культуры более или менее трансформирован, а ядро сохранило базовые установки, мифы, рефлексы, структуры мышления. Хочу отметить также, что культура традиционного типа неоднородна. На одном ее полюсе располагаются люди, максимально освободившиеся от традиции, на другом — минимально затронутые процессами модернизации. А посредине — вся палитра переходных состояний.

Другой вопрос связан с существенной аберрацией читательского восприятия, когда содержание доклада понимается в том смысле, что российская репрессивность вытекает из традиционного характера российской культуры. И это очевидный недостаток текста. Отсюда и вопросы о том, почему из других традиционных культур проистекало нечто иное. На самом же деле я исхожу из того, что традиционные культуры исходно различаются мерой репрессивности, мерой соотношения принуждения и вознаграждения. Эта характеристика закладывается в ходе синтеза культуры и взаимосвязана с другими значимыми параметрами. В российском случае и место репрессии, и ее характеристики таковы, что эта сторона нашей культуры сохранялась, прошла через три века модернизации и вступила в фазу разложения лишь лет 40–50 назад.

Игорь Клямкин: Пафос моих возражений как раз и заключается в том, чтобы не растворять особость российской репрессивной культуры в общих характеристиках культур традиционного типа…

Игорь Яковенко:

А пафос моего доклада заключается в том, что зрелая модернизация с необходимостью требует снятия акцента на репрессии и актуализации вознаграждения. В России этот процесс идет с огромным трудом. Внеправовая репрессия не замещается репрессией правовой, а снятие свирепой репрессии ведет к деградации социокультурного целого. На месте внеправовой репрессии не формируются нравственно-правовые регулятивы, обеспечивающие поддержание и развитие общества. И это задано качественными характеристиками российской культуры — отсутствием идеи святости законной частной собственности, сакральным статусом власти, отсутствием автономной личности, внеправовым сознанием и многим, многим другим. Наша же задача, как бы банально это ни звучало, состоит в том, чтобы анализировать происходящие в обществе процессы и предлагать решения проблем.

Благодарю всех участвовавших в обсуждении. Отвечая на ваши вопросы и осмысливая возражения, я развиваю и уточняю свои позиции. Истина возникает в дискуссии.

Игорь Клямкин:

Учитывая, что на обсуждение сегодня вынесен мой доклад, я попросил выступить в роли ведущего Алексея Кара-Мурзу — члена Совета фонда «Либеральная миссия». Прошу вас, Алексей Алексеевич.

Алексей Кара-Мурза:

В своем докладе «Демилитаризация как историческая и культурная проблема» Игорь Моисеевич предлагает собственный угол зрения на переживаемый Россией кризис культуры. В чем-то его подход пересекается с подходом Игоря Яковенко, обсуждавшемся на предыдущем семинаре. В обоих докладах речь идет о роли неправового насилия в отечественной истории. Но концептуальная схема Игоря Моисеевича от схемы Игоря Григорьевича все же существенно отличается.