Юрий Безелянский - 5-ый пункт, или Коктейль «Россия»

— написал о нем Андрей Вознесенский. А Давид Самойлов по-домашнему, по-простому:

Сам Гердт рассказывал, что, когда он с театром был на зарубежных гастролях, за ним «ходили и наблюдали». И далее: «… Однажды один со мной подружился, хороший парень был. В Мадриде мы сидели на парапете у фонтана, и он мне сказал: «Старик, ты знаешь, я как-то взял твое досье. Это как двухтомник из Советской энциклопедии. Я пошел к генералу. Сказал, что Гердг — нормальный человек, хороший артист. Он наш, он советский человек, он патриот». Генерал и говорит: «Ну ладно, сожги и напиши объективку». Два кирпича он сжег…»

Офицер-наблюдатель из КГБ оказался нормальным парнем. Но не все нормальные. Есть ненормальные. С патологическим вывихом. Бешеные, к примеру, такие, как Виктор Анпилов. Гердт вспоминал: «Анпилов сказал, что «мне, русскому человеку, неприятно, противно, когда в эфире Зиновий Гердт» («Комсомольская правда», 1996, 28 декабря).

Анпилов и Гердг! Какие разные величины! Зиновий Гердт всю жизнь служил красоте и добру, а Анпилов — певец ненависти и разжигания межнациональных страстей. Гердт очень много сделал для русского кино и театра. А что конкретно сделал «товарищ Анпилов» и его боевые подруги по «Трудовой России»? Что?! Они даже не владеют нормальным русским языком (чуть открывают рот — несутся шипящие звуки и течет слюна злобы).

Да, по происхождению Гердт не русский. О себе он говорил так: «Я из местечковых евреев. Это то, что называется «необразован совсем»». (МК, 1994, 10 марта). Но он много достиг благодаря самообразованию. «Если спросить меня: «Гердт, а у тебя хобби есть?» — Я скажу: «Конечно, у меня есть хобби. Мое хобби — русский язык, родная речь». Моя библиотека в основном состоит из стихов и русских словарей. Словари — мое любимейшее чтение. Это замечательное занятие. Хватило мне на целую жизнь» («Общая газета», 1996, 19 сентября).

«— Что вам больше всего ненавистно? — спросили Гердта.

— Хамство, — ответил он. — Рассказать вам случай про волшебную силу искусства? У нас в прошлом году кто-то ежедневно мочился в лифте. Ежедневно! А что можно сделать? Как поймать? И я сочинил маленькую поэму и приклеил ее в лифте. Поэма в двух строчках с прекрасной рифмой:

Это висело примерно три недели, но все это безобразие прекратилось. Вот я считаю, что я что-то сделал для своего народа» («Вечерний клуб», 1997, 13 марта).

Зиновий Гердт — остроумец и острослов. Однажды в Иерусалиме он стоял у гробницы царя Давида вместе с женой Татьяной и Игорем Губерманом. Губерман, знавший Израиль как свои пять пальцев, рассказывал о местных достопримечательностях. Вдруг из густой тени от стены отделяется мальчик и на чистейшем русском языке говорит:

«Зиновий Ефимович, можно взять у вас автограф?» — «Нельзя, — отвечает Гердт, — а то дядя Додик обидится». — «Кто-кто?» — переспрашивают его. — «Царь Давид».

О Зиновии Гердте можно рассказывать бесконечно. Но есть определенные рамки книги, а посему перейдем к другому не менее любимому народом артисту — к Савелию Крамарову. У него была своеобразная внешность с косинкою в глазе, и он гениально играл простофиль, дурачков и недоумков. Зрителю это очень нравилось: всегда приятно, что есть на свете кто-то глупее и невезучее тебя, — это греет!.. Крамаров смешил, а самому ему подчас было горько. Как по песне: «А мне опять чего-то не хватает, зимою — лета, осенью — весны». Как пишет Варлен Стронгин, «ему не хватало многого — разнообразных ролей, а в детстве — маминой теплоты, обида жгла его сердце за невинно погибшего отца. Даже его реабилитация мало смягчила сердце Савелия…»

Отец Крамарова, известный московский адвокат, был арестован в 1937 году и погиб в лагере. Он был евреем, как и мать Савелия, так что любимый русский актер был абсолютно еврейских кровей. Его дядя одним из первых уехал в Израиль. Когда захотел уехать Савелий, его мытарили несколько лет в ОВИРе. Оставшись без работы, он создал домашний театр, где играл с друзьями-отказниками пьесу «Кто последний? Я — за вами!». Показывал ее иностранным журналистам и, видимо, настолько надоел властям, что они в конце концов отпустили его на все четыре стороны. Савелий Крамаров осел в Америке, и там произошел его окончательный поворот к иудаизму. Исправно посещал синагогу и ел лишь кошерную пищу. Он умер 13 октября 1995 года. На мраморном надгробии на иврите выбиты слова: «Последний дар — вечный покой душе твоей». В центре мемориала стоит столик, на нем раскрытая книга с названиями фильмов, наиболее любимых Крамаровым: «Друг мой Колька», «Приключения Неуловимых», «Двенадцать стульев», «Большая перемена»… Перемена кончилась. Наступил вечный сон.

Грустно? Конечно, грустно. Но кто сказал, что жизнь — это веселая штука? Грустной жизнь получилась у Анатолия Солоницына, любимого артиста Андрея Тарковского. Настоящее имя Солоницына — Отто. Из немцев? По крайней мере лицо у него было далеко не славянское. В автобиографии Анатолий Солоницын написал: «Природа наделила меня чертами аристократизма — я был нервен, вспыльчив, замкнут, впечатлителен».

И еще одно автопризнание: «Наверное, осень наступила мгновенно после моего рождения, потому-то я такой грустный и вечно увядающий».

Анатолий Солоницын ушел из жизни, немного не дотянув до 48 лет.

Еще меньше отпустила судьба Олегу Далю: 39 лет и 9 месяцев с несколькими копейками дней. Когда на встрече со зрителями ведущая представила Олега Даля как народного артиста, он очень удивился и тут же поправил:

— Я артист не «народный», а «инородный»…

В этой шутке — большая доля истины, ибо Олег Даль не был похож ни на кого. Принц и рыцарь. А еще Иванушка-дурачок. Обладал бешеным темпераментом. Но при этом был интеллигентен и аристократичен. «В него влюблялись женщины, а он как бы только позволял любить себя» (Людмила Гурченко). О себе в дневнике Даль записал: «Я — суть абстрактный мечтатель. Таким родился, таким был всегда и, видимо, таким останусь».

Ему пришлось жить в системе, и он ненавидел ее. Из дневника Даля: «Соцреализм — и что из этого… Самое ненавистное для меня определение. Соцреализм — гибель искусства. Соцреализм — сжирание искусства хамами, бездарями, мещанами, мерзавцами, дельцами, тупицами на высоких должностях. Соцреализм — определение, не имеющее никакого определения. Соцреализм — ничего, нуль, пустота…»

Олег Даль ссорился с режиссерами, конфликтовал с партнерами по театру, был неуживчив, вечно метался, пил, отчаивался. Слова критика Александра Свободина: «В генах нашего актера живет вирус вечного неблагополучия» — это «десятка» для Олега Даля. Ну, а если перевести все на национальный состав? Кто он, Олег Даль? Какая-нибудь дальняя ветвь великого датчанина Владимира Даля? Или что-то другое? Увы, никаких ссылок не нашел. Жаль. Но ясно, что в этом изящном и хрупком артисте бродили какие-то явно нерусские гены. Что-то байроническое прорвалось в нем, минуя несколько поколений. Так бывает. Природа отдыхала — и вдруг взрыв давно минувших волнений и страстей.