Елена Хаецкая - Как писать книги

Неплохо бы при этом учитывать, что значения слов меняются. «Баян» в восьмидесятые, девяностые — это шпиц у наркомана. «Баян» в десятые — это расхожая шутка, которая уже известна всему интернету. Можно употребить слово «баян» в еще каком-то сленговом (вами придуманном) значении? Можно.

Слово «зеленка» (разговорное) может обозначать карту масштабом километр в сантиметре, антисептик, полевую военную одежду, густые заросли в Афганистане, где любят прятаться местные басмачи или как там они называются. Можно придумать и использовать еще какое-то значение этого слова? Можно. Слово достаточно гибкое, емкое, нагруженное смыслами.

Гораздо труднее поддаются искусственной жаргонизации слова, которые до этого никогда не служили в таковом качестве. На этом построен анекдот о крокодиле Гене и Чебурашке, которые летом только и делали, что пьянствовали, а когда настала пора сочинения «как я провел лето», решили заменить слово «бутылка» на слово «книга»: «…и так начитались, что встать не могли». «Тонкость» юмора замешана здесь на том, что слово «книга» не обладает жаргонной многозначностью, разве что в каких-то отдельных случаях, в условном языке каких-нибудь двух шпионов.

Для создания естественной имитации жаргона лучше (и проще) пользоваться уже «скомпрометированными» словами.

У меня была серьезная проблема с воровским жаргоном, когда я писала роман про Леньку Пантелеева. Конечно, выручило то, что, по рассказам, Ленька Пантелеев, вроде бы, не пользовался арго — наоборот, его речь отличалась странной правильностью. Но это выручило лишь отчасти, потому что на самом же деле множество героев книги то самое арго употребляли и в больших количествах.

При этом нужно помнить, что арго меняется постоянно. Реальное воспроизведение воровской речи невозможно. Гюго посвятил этой теме обширное исследование, включенное в романа «Отверженные». Арго — язык в языке, и при том язык тайный и переменчивый. В двадцатые годы арго вообще было другим.

Для имитации воровского арго принято использовать несколько всем известных слов, вроде «малина», «перо», «мокрое дело». Это работает и этого достаточно для создания определенного колорита. Не нужно изучать словари воровского жаргона (которые все равно устарели), выписывать оттуда всех «марух» и прочих и потом щеголять на страницах фразами, степень понятности которых равна «глокой куздре», которая «штеко булданула». Все равно придется делать примечания и переводить на нормальный язык. Вам нравилось читать многостраничные переводы с французского в «Войне и мире»? Мне не очень это нравилось. Вот и читателя незачем заморачивать. Он взял в руки книгу для того, чтобы отдохнуть, а не изучать лексику, которая ему никогда в жизни не пригодится.

Итак, для имитации арго достаточно нескольких общеизвестных слов. Ну, можно добавить парочку менее общеизвестных, если хочется, но не переборщите.

А вот как быть с имитацией арго двадцатых годов? Даже самый неискушенный читатель захочет тогдашнего колорита. Каким словом из тогдашнего арго порадовать?

Я читала книжки о беспризорниках двадцатых, в том числе великолепный роман Авдеенко «Я люблю», выискивала то, что можно было бы объяснить без примечаний. В конце концов, ограничилась словом «банщик». Банщик — это человек, промышляющий кражами и плутовством на «бане», т. е. на вокзале. Не знаю, употребляется ли оно до сих пор, в двадцатые было распространено — и послужило маркером тогдашнего арго в романе. Это слово не нуждалось в подробных комментариях, ведь до сих пор довольно распространенной является разговорная практика — называть «Финляндский вокзал» «Финбаном». Поэтому достаточно было сказать, что «банщики» крутились на вокзале, предпочитая Московский бан другим. Я не хочу сказать, что «Ленька Пантелеев» был такой уж великой творческой удачей или что в этом романе мне удалось идеально воссоздать колорит петроградской речи начала двадцатых годов, я просто рассказываю ход моих мыслей при той работе.

Следующий стиль — научный.Которым пишутся научные статьи. Для этого стиля, в частности, характерно употребление местоимения «мы» вместо «я»: «Мы предполагаем, что соляная кислота бла-бла-бла». Хотя на самом деле предполагает автор статьи, который «я» (если у него нет соавторов). Как говорила моя дочь, «для реферата нужно просто перед каждой фразой писать: уже доказано, что… общеизвестно, что…» — и строчила в тетради какую-то ерунду, снабжая ее этими характерными признаками «научной работы».

Это стиль сухой, все определения там исключительно точные, никаких эмоций — нам, в принципе, легко представить себе научную статью, так что не буду описывать слишком долго. Еще одна характерная особенность — много иностранных и заимствованных слов, терминов.

В художественном тексте этот стиль практически не используется. Разве что в романе действуют ученые и делают доклады. И тогда мы пользуемся имитацией научного стиля — в первую очередь выпячивая «мы» и обилие терминов, чаще всего иностранного происхождения.

Здесь есть вот какая засада.

Большая часть терминологии появилась и утвердилась в речи во второй половине двадцатого века. В мире Конана никто не может выдвигать гипотезу о ядерном полураспаде. Да и слово «гипотеза» в фэнтезийном мире звучит нехорошо. То есть, если в фэнтезийном мире происходит некая дискуссия ученых, нужно хорошо отдавать себе отчет в том, какими сведениями эти ученые могут, согласно общей картине мира, обладать и в какой терминологии они эти сведения формулируют.

Алхимики выражаются не так, как химики. Там, где химик опишет реакцию окисления или еще что-то такое, алхимик будет рассуждать о поединке черного и красного дракона. Это необходимо помнить.

Сразу скажу о словах, которые встречаются в фэнтезийных текстах, как авторских, так и межавторских, и которых там быть не должно:

Деградировать

Атаковать

Эффективность

Субсидия

Генерал

Импровизированный

Штатная численность

Флиртовать

Шок

Список, как нетрудно догадаться, можно продолжить. Почему эти слова не подходят?

Они не нейтральны. В художественном тексте ли, в фэнтезийном ли мире — но эти слова — пришельцы. Они тесно связаны с определенным набором реалий. Прежде, чем использовать их, следует понять, насколько они уместны в вашем тексте и нельзя ли их заменить на другие, более уместные.

Возьму самое распространенное — и самое раздражающее: «генерал». Я понимаю, что для каждого автора родом из США любой руководящий армией дяденька верхом на лошади (=танке) под знаменем, которое лишь по странной случайности не звездно-полосатое, называется «генерал». И в Древнем Риме — генерал и «сэр», и при осаде Монсегюра — тоже генерал и «сэр», и в мире Конана — та же картина. Подчиненные этому дяденьке менее крутые дяденьки — они офицеры.