Александр Силаев - Критика нечистого разума

Но я, собственно, отвлекся. Так вот, «ЖЖ не живой». В пример были приведены какие-то мои публикашки из общей коробки с названием «Гуманная мизантропия» прошлых годков (там я, дескать, живой) и ЖЖ Мити Ольшанского (коего я ей ранее показал, равно Лангобарда, Иванов-Петрова и т. п.). Ну да. Если брать самый первый дневник Ольшанского 2003–2007 гг, там практически личная жизнь, и политическая как личная именно, там диагнозы всех его болезней можно ставить (мне этот дневник нравился за то, что мы с ним болели примерно одним и тем же, довольно типовые неврозы русской интеллигенции, хотя он культурнее меня и его социальный статус позволял эстетизировать ту же самую неврастению, а мне моя провинция — нет, и приходилось думать против нее ).

«Но ведь в таком случае и ЖЖ того же Лангобарда — не живой? ну там же непонятно, кого он любит, чем болеет, на чем ему крышу рвет?» — «Ну да». — «Но ведь в рефлексии он сильнее Ольшанского? и психофизиологически, наверное, тоже?» — «А это менее важно… Живого человека хочется видеть в первую очередь. Вот тебя, например. А из твоего ЖЖ совершенно не ясно, что есть такой Саша». — «Это может быть».

Это действительно может быть, но в чем дело? Я, наверное, мизантроп, большая часть людей мне не интересна (впрочем, большей части людей — не интересна большая часть людей, это как раз нормально). Мизантропия, видимо, в том, что я считаю существования большинства объективно не особо интересным. Свое — в том числе.

Перефразирую Мартина Хайдеггера, человеческое существование — это заброшенность в какое-то говно. И вот дальше начинается возможность интересного. Что человек с этим фактом будет делать? С заброшенностью?

Многие — ничего не делают. А некоторые бултыхаются, и интересны, собственно, взбульками. Каждая человеческая жизнь, если верить еще одному разумнику, есть история поражения, но поражение Сартра — несколько отлично от поражения Гоши Наркоши, прикольнее оно, что ли.

Интересна не моя жизнь, а попытки хоть что-то сделать с ее онтологически врожденной неинтересностью, следом чего и способом чего и могут быть какие-то тексты. Если повезет, конечно, и все получится.

Как сказать? За большинством вышенаписанного стоит вполне себе страсть, история и т. д. Это все о довольно личном. Хрен ли вообще думать том, что твоим личным делом не является? Скучно это. Неинтересно. Да и выспренно как-то.

Просто каждому — свои взбульки. Математику может сниться неевклидова геометрия, так она его интимное дело, куда интимнее, нежели то, на что он живет, с кем спит и т. д. Не надо рвать на груди рубаху, чтобы другого вцепило и пробрало. Всех, кому надо, уже затронуло.

Ну и еще — мало ли что человеку близко? Предельно близки голод или похмелье, но если это не какой-то редкостный голод и какое-то совсем волшебное похмелье — то чего тут? Интереснее и живее то, в чем он один. Чем более один, тем живее.

Пираты, они же корсары, флибустьеры и прочая водоплавающая братва — крутые и романтичные, это мы знаем, смелые и ядреные. Про это книги, фильмы. В них дети играют. В костюмах пирата приходят на Новый год. «Мальчик Вася хочет быть пиратом 17 века». Но ежели на минуту остановить привычку, то… ведь это же почти абсолютная такая мразь. Ну с какими жупелами их сравнивать? Ну давайте навскидку — кем сейчас детей пугают? Допустим:

1). «нацистские палачи Освенцима»,

2). «исламские террористы шахиды»,

3). «постсоветские братки».

Любой из трех типов — лучше, нравственнее, исторически оправданннее , чем наш любимый «пират».

1). Если считать главным злом 20 века какого-нибудь Пол Пота, то нацисты — явно меньшее зло, им памятники уже ставят.

2). Про то, какие шахиды замечательные, читай, например, у Гейдара Джемаля. Я не к тому, что они замечательные. Но, как минимум, мученики.

3). Братки — это функции арбитража в отсутствии государства и скорее контроль «серых зон» экономики, нежели уличный беспредел.

А пират? По сути, обычный гоп-стопщик и беспредельщик, легко идущий на мокрое. Он бескорыстен? От него какая-то польза? Он меньшее зло? Нет, от него сугубый вред, он сугубо корыстен, в общем, натуральное исчадие ада. Его аналоги сейчас тормозят тачки, убивают водителей и продают то, чего отобрали. Вот это — оно самое (а вовсе не капитан Блад, Джек Воробей и чего там еще).

Я к чему? Ведь не к поднятии же темы борьбы с водоплавающим пиратством?

…Нет, никто не перестанет любить пиратов. Просто через 100 лет полюбят и всех остальных тоже. На детские утренники будут приходить в костюмах эсэсовцев, моджахедов, бандюков. Может даже, в костюмах сексуальных маньяков. Правда, не очень понимаю, какие там костюмы. Но игра примерно такая — «я буду Чикатилой, а ты маленькой девочкой, раз-два, убегай».

Нет такого зла в мировой историей, которое нельзя было бы обернуть если не абсолютным добром, то чем-то симпатичным и интересным. На фоне которого и само добро выглядит унылым говном.

Как уже писано, один из самых опасных человеческих типов — люди, уверенные, что их должны любить. Где-то рядом бродят люди, уверенные в своем « праве на счастье ». Ну вроде как праве на труд, прописанном в советской Конституции. «Счастья, счастья, счастья», — горланят их сердца и умы, ясные глаза и честные задницы. По две порции в одни руки, с 14.00. И чтоб никто не ушел обиженным, ага, сейчас. Лучше бы они, право слово, хотели хлеба и зрелищ. Это не так ранит.

Именно из таких фанатиков счастья рекрутируются — истерички, беспредельщики, наркоманы, самоубийцы, невротики и психотики всех мастей.

Счастье — это то, чего всегда недодали , это же понятно. А если недодали, то… щас копытом по рогам, щас. Если чужие рога временно недоступны, то хотя бы по собственным.

К чему тогда — лечь желанием? Буддисты вот желают избавления от желаний, и менее несчастны, чем алкающие своего счастья. Вообще, как писал старик Шопенгауэр, несчастье позитивно, счастье негативно, то есть, по логике сего мира, стремиться надо именно к избавлению от несчастья, и будем вам. Старик Ницше не согласился бы со стариком Шопенгауром, сказал бы про власть. Старик Кант послал бы обоих, и сказал бы про долг. Сказали бы разное, но любой способ, заметим, лучше с точки зрения обретения пресловутого «счастья», нежели хотеть его самого.

Не надо бояться «антирейтингов». Доверяете вы скорее Иксу или не доверяете? Симпатичен вам Игрек или скорее несимпатичен? У большинства людей, которые хоть что-то делают, что-то представляют собой и осмеливаются быть, рейтинг быстро уходит в минус. Будь то Анатолий Чубайс или Эдуард Лимонов. Из 1000 наугад взятых соотечественников большинство таким скорее не доверяет, скорее не симпатизирует и т. д. Подлинные исключения на самом деле редки. Ну там Юра Гагарин (хотя он-то как раз ничего особо не делал). Или Пушкин, Достоевский, Толстой, прочее «наше все». Хотя если бы большинство представляло, кем те реально были, «наше все» ухнуло бы в зону такого недоверия, что Чубайсу и не снилось (пара кое-каких писем того же Пушкина, и обыватель его возненавидит).