Александр Силаев - Критика нечистого разума

Так вот: неважно. Роляет только положительный рейтинг, причем дифференцированный (важно, кто именно тебя ценит и насколько ). Антирейтинг — утешение дураков и лохов. У коих, разумеется, никакого антирейтинга быть не может. У коих, разумеется, никакого антирейтинга быть не может.

Реальный политик плюют на антирейтинг, философ тоже плюет. Базовым инстинктом понимая, что важно, а что не очень. «Меня ненавидят? Следовательно, я существую, и уже этим прав ». Как-то так.

У многих странные представления о «силе воли». Стиснуть зубы и терпеть. Всю жизнь — со сжатыми зубами. То есть выбор между «долгом» и «хотелкой» в пользу «долга», и так каждый час, всю жизнь. Но слишком часто твой «священный долг» — всего лишь хотелка кого-то иного. Может быть, хотелка ближних, может быть — давно умерших людей и народов, может быть, всего лишь стечение обстоятельств. Так может быть, на фиг, а? Набраться наконец окаянной воли, чтобы позволить себе, помимо всего прочего, слабоволие?

Возвращаясь к «сильной воле»… Есть простой способ быть волевым в собственных глазах. Там в чем фишка? Есть несколько вариантов поведения. Умом фиксируется, что правилен некий из них. Сознание кидает голос за него, но помимо сознания в избирательную урну каждую секунду кидается много чего еще от кого еще. Тоже бессознательное, наконец. Если финальный выбор совпадает с мнением, что кинуло в урну «сознание», человек считается с сильной волей. «Он себя переборол». Если выбрано и сделано что-то иное… ну ясен пень, слабак. Так, например, если у человека в башке записано, что пить плохо, а он таки бухает, то у него нет выбора, кем себя понимать — слабаком, конечно (забавно, что если в голове записано, что «настоящий мужик должен бухать», а нашему персонажу отчего-то не бухается, он будет переживать — ровно по тому же принципу). Если ум знает, что жене нельзя изменять, а как-то само собой изменяется — слабая воля, а как же? Но если в голове вдруг написано, что изменять как раз полагается, а вот почему-то не удается — приговор тот же: не хватает воли жить, как считается нужным.

Еще раз: в просторечии нашем «сильная воля» не более чем выписанная «лицензия от ума» (в случае если он есть — собственного, но обычно ума общественного). Добился лицензированного поведения — силен.

А как его добиться?

Тут надо или вообще на хрен загнобить свое тело, чтобы оно не подавало хотелок как признаков жизни, и управляться чистым разумом, или грязным, главное — чтобы ум держал 51 % голосов, руля во внутреннем «совете директоров».

Или же… признать такой старинный концепт, как «не свободная воля» (это она еще у Спинозы такая была). Там про то, что свободна лишь субстанция, взятая целиком, а чисто конкретным людям надлежит расслабиться и получить удовольствие. Рефлексией это можно проверить, просто посмотреть, как оно там устроено, и убедиться: алкоголик не может не пить, истерик не может не истерить, мудак не может не мудить, и т. д. Их можно стирать как ошибочные пути, как хлам, но нельзя стыдить и карать за неверный выбор, ибо нет выбора (с этой идеи, как сказали бы сейчас, тащился позднее и Ницше за ее честность).

Кстати, если понимаешь, как устроено — значительно меньше хочется пить, истерить и прочее нехорошее. Такой красивый феномен: познанное бытие перестает быть лишь оттого, что оно уже познано. Но иногда — не перестает. Тогда познанное, но не исчезнувшее — начинаешь любить умом-разумом, и всячески принимать. Как свою, что ли, неизбежность. И будет тебе, как минимум, гармония — мир и покой во внутреннем «совете директоров». Внутренние народ и партия станут тебе наконец, как в давешнем слогане, едины.

Тоже красивый парадокс. Если принять, что «воля несвободна» (в философском смысле), то «сила воли» (в обыденном смысле) будет автоматически ого-го. А что ей останется?

Техника может усиливать ум и глупость, совесть и подлость, бытие и его отсутствие (точнее сказать, технологии размещения всякой разной техники в социальном поле). Железо играет по разные стороны добра и зла: есть техника человечности и техника черных дыр. Решение тут обычно: нужна «цензура». Социогуманитарная цензура любой прикладности, идущей в тираж. Та же «информационная эра», мягко выражаясь, неоднозначна. Избыток информации губит смысл даже успешнее, чем ее недостаток… Хотя бы претензией на его функции. В пределе тут — общество информированной глупости. Дурак информированный : не страшнее ли дурака обычного? Примерно как пьяный с техникой опаснее пьяного безоружного?

Писать не напрягаясь — как минимум. Писать так, как будто запечатываешь письмо, т. е. как будто все уже сказано. И ты запечатываешь конверт, понимая, сколько в него не войдет. Представительствовать за некое облако рассеянных смыслов. Наконец — нарисовать так, как облако проплывало в памятный день. Отпуская само его лететь дальше, ловя, с каждым квантом письма, свое отставание.

Как можно что-то понять вообще? Главное — иметь необходимость возможности . Ради этого — начать что-то делать . Многие вещи нельзя понять, занимая особые точки социального поля. Бежать надо. И даже не важно куда. Важно откуда. Многое лучше понимаешь даже из ниоткуда , чем откуда попало . Надо делать что-то такое, что, помимо прочего результата, вырабатывало бы твое непонимание … Как можно понять? Если еще не понял своего непонимания ?

Политика понимаема тут мной как война проектов, или, отступая к сути дела еще на шаг, война онтологий . Отсутствие ее в сновании политики означает отсутствие и самого политического. Должно ли пояснять?

Политика ведь деятельность? А деятельность — с целеполаганием? А целеполагание — только в той или иной онтологии? Ну и вот.

Лишь там, где политическое больно, его трактуют сугубо как поле личных карьер, борьбу кланов, для зрителей как «мыльную оперу», и не более. При этом измерение личных карьер, борьбы кланов и т. п. никуда не девается. Вопрос в том, есть ли в понимании измерение, которое определяет политику сущностно, и мы сейчас о нем.

Заметим, что причастность некой онтологии, как и «разговор прозой», вполне обходится без рефлексии, чему ты принадлежишь, на чем разговариваешь.

Также оговорим, что философия не одна; и философий не много (то есть не так, чтобы хватило на каждого: «у меня своя философия»).

Можно мыслить сугубо натурально, борьбой персон, кланов — если у тебя есть заказчик. Некоторые заказчик даже предпочитает, чтобы мыслили так. Но политическое решение принимают только на онтологическом основании. Иначе это либо не «политическое», либо не «решение». В конечном счете, решает голова, основательно причастная типу мышления; пусть даже какому-нибудь «нигилизму» (в неверие тоже можно верить, как в веру).