Александр Силаев - Критика нечистого разума

По большому счету, люди вместе, пока им есть о чем говорить. Если мы возьмем даже отношения сексуальные, то дискурс (ну или как это назвать — содержательный базар назовем), на удивление, перевесит собственно секс. Всякое бывает, конечно, но обычно — перевесит. Считается циничным воззрение, что сексуальная притягательность все побьет и покроет, но это как раз — крайне романтичное воззрение. Цинизм — и пресловутая правда жизни — как раз в том, что все делается скорее правильным языком.

Просто, если люди более-менее честны, в отсутствии разговора случается умножение на ноль. Две ситуации:

А). есть о чем говорить, но не о чем переспать,

Б). есть о чем переспать, но не о чем говорить.

В ситуации наших честных людей и в отношениях длиной более недели — что будет? В случае А можно как-то дружить.

В ситуации Б выясняется, что в нашей цивилизации крайне скудна опция «чисто секс». Для большинства она вообще невозможна. Возможны исключительно «отношения». Ну а там 90 % времени все-таки говорят. Собственно трах скоротечен, а в кино и магазин проще ходить вообще одному. 90 % времени говорят, а говорить нечего. Это коллапс, и умножение на тот самый ноль. То есть невозможно вообще ничего.

Пойдем дальше — что есть возможность разговора? Вообще разговора, любого.

Подлинность разговора лишь там, где речь идет о деле. Не обязательно конкретном — как мы с дядей Васей бабла нарубим, а с девой Машей на Луну полетим. В самом широком смысле.

Реальный разговор, если мы сейчас исключим вежливость и заигрывание — обмен опытом. Опытом практик, чувствования, мышления. Но опыт 99 % людей тебе не нужен, он не про тебя. Пусть они будут как угодно круты — нужно соответствие.

Идеальный случай, когда человек на шаг впереди тебя в чем-то, что может быть тобой присвоено, на шаг, не на десять. Но поскольку обмен должен быть эквивалентен, тебе тоже нужно выдаваться на шаг. Это в идеале. Возможны вариации.

«Мы живы, пока держим живыми других» (М. К. Мамардашвили).

А что значит — держим?

«Другой — это не объект, который смотрит на тебя как субъект, как было у Сартра, Другой — это структура нашего поля восприятия» (Жиль Делез).

Иными словами, Другой — тот, кто дает нам оптику нашего зрения, только и делающее мир достаточно видимым для того, чтобы мы могли в него поместиться.

В этом его функция.

Если этого не происходит, человек идет на хрен. Если хватает мужества, то идет туда сразу и безболезненно.

Зачем пить — в случае алкоголизма реально запойного и очевидно вредоносного?

«Каждая рюмка — это как одна стотысячная той пули, что хочется пустить себе в висок».

А влечение к смерти надо уважать. И никак особо не объяснять. Просто есть конструкции, которые объясняются, а есть такие, предельные, которыми объясняют.

Уже писалось, что самоубийца, в некоем смысле, всегда прав. Если так хочется сильному, то не нам его судить. Если так хочется слабому, то это, может быть, его сила единственная, не нам тут ему мешать.))

Это не призыв к суициду — где его можно увидеть в верхнем абзаце? Нигде. Начнем с того, что большинству людей не хочется сотворить с собой ничего такого, и они безусловно правы.)) Ну а если хочется — значит, надо. Хотя почти всегда возможен вариант лучший, нежели самоуправство-самоубойстве. Просто он тоже ничего, этот вариант. Выше нуля, так скажем. Слишком часто все хуже.

И с этим довольно сложно спорить в силу одного простого обстоятельства: у меня, например, это идет как религиозное убеждение. «По религиозным мотивам». Не знаю, какой религии это принадлежит, возможно, ее еще нет, не пришло ее время, или ушло. Но это лежит именно в том месте, касательно которого говорят — «по религиозным мотивам».

Наверное, нет сильных и слабых людей вообще. Все констектуально, то есть нет такого сильного, которому нельзя было бы найти поле, где он слабый. И наоборот. Таким образом, базовый принцип силы — играть на своих полях, и только. Тащить все и всех на них. Иметь силу ничего не желать за их пределами. Расширять их так, чтобы в логике твоих полей было как можно больше, ибо не желать за пределами — тяжело.

Одиночество, как и не участие в чем-либо может быть следствием как убожества («не тянешь»), так и разборчивости («не волнует»). Мерзко выдавание первого за второе самим человеком, и второго за первое — теми, кто про него. Этически, эстетически. Даже и прагматически. Путать здесь, идет речь о тебе или не о тебе — как правило, тактики проигравших, причем до начала того, во что они проиграют.

Объективно не то, что объективно, а то, во что верит референтная группа. А субъективно то, во что верится самому наперекор группе. В «любви» референтная группа сжата до одного. В том смысле нет ничего объективнее любви взаимной и ничего субъективнее не взаимной. Совершенно разные принципы. Странно даже называть одним словом.

Что почесть за главную добродетель?

В лучшем смысле этого слова. Вспоминается у Ницше: спросите мальчишку, хочет ли он научиться быть сильным, а затем спросите, хочет ли он научиться быть добродетельным — и почувствуйте разницу. Так вот, в лучшем смысле. «Добродетель» как то, что надо самому человеку, а не тем, с кем он имеет дело.

Одно время мне казалось — мышление. В отличие от любых знаний и навыков, это универсально. Может вытащить все, закрыть любую дырку. Ну, почти любую…

Может — но вовсе не обязательно. Так, видишь людей, которым сложно отказать в мышлении — и что? И ничего. Не завидуешь им. Не отказываешь в мышлении и себе, и местами не завидуешь себе тоже.

Тогда стало казаться: да просто отсутствие невроза, черт его дери. Ну и других расстройств, от того производных. Колоссальное преимущество. Это как зрячий в стране, где все слепые. Одни слепые просто, у других какие-то компенсаторы.

Но далее подумалось — странно определять через отрицание. Просто по форме странно. Да и по жизни: вот дурак со столь примитивной психикой, что там, кажется, даже ломаться нечему. И что? Невротик-интеллигент будет успешнее. Нет, я не специалист. Может, он дурак как раз потому, что там не пусто, а ломано-переломано, и пусто уже потом. И разные геттообразные люди, с понтом и жизненным шансом в ноль — невротизированы хлеще любого интеллигента. Может быть. В любом случае — нельзя определять через отрицание.

Тогда как? В конечном счете ведь побеждает не столько технэ, наборы приемов, навигация на местности — сколь мотивация. В короткую — конечно, технэ. Вот сяду играть в шахматы с человеком, играющим по третьему разряду. И он будет играть на миллион или на жизнь свою, а я просто так. На конфету. И я выиграю просто в силу того, что играю не по третьему. В таком случае воля к победе — ничто. Но если дать ему время, он меня — за жизнь-то свою — сделает. Чистая, значит, воля. Конвертируемая хоть в технэ, хоть в черта с рогами.