Валерий Шамбаров - Маги в Кремле, или Оккультные корни Октябрьской революции

Однако если коснуться и куда более древних, дохристианских верований, то орел там выступал символом сил Света. А не Тьмы. Мало того, он символизировал Добро торжествующее. Добро, побеждающее Зло. Мы с вами часто видим статуэтки и скульптуры орла, клюющего змею. На самом деле этот сюжет изображений дошел до нас из глубины тысячелетий, и тогда он имел вполне определенный смысл. Именно победы Добра над Злом.

Вот и получилось, что город Орел «клюнул» черного оккультиста и эмиссара сил зла. Так «клюнул», что лежал он на ветру и морозе, и утекал его «дух жив», всасываясь в холодную мартовскую землю. Охрана победила, взяла верх над рабочими. Неизвестно, сколько было убито и ранено. Большинство разбежалось. Кого-то схватили, принялись разбираться, куда девать арестованных. Опять же, после «победы» спохватились – железнодорожников разогнали, а как дальше ехать? Паровоз водой и топливом заправить, семафоры открыть, стрелки в нужное положение переставить? И только спустя довольно долгое время кто-то случайно наткнулся на валяющегося Свердлова. Тут-то опомнились, подхватили, захлопотали, в вагон понесли. Новая неразбериха началась – надо бы помощь оказать. А как? Какую помощь?

В Орле спецпоезд простоял долго. Пока с пострадавшим возились, пока рыскали по городу и ближайшим станциям, отыскивая железнодорожников для восстановления движения. Дальше двинулись уже без остановок, без встреч и совещаний с местными властями. Какие уж тут совещания? И в Москву председателя ВЦИК довезли 8 марта. Как вспоминала жена, на нем «лица не было». Естественно, не было. С синяками и ссадинами, перебинтованный.

Но Яков Михайлович все еще упорствовал, крепился. Надеялся перемочь. Отлежался немножко дома. А 9 марта поднялся. Появился на заседании Совнаркома (это зафиксировано, хотя, может быть, он пробыл там недолго). Провел заседание президиума ВЦИК (вот это вряд ли, скорее, просто продиктовал Аванесову какие-то решения). Созвал лиц, занимавшихся подготовкой съезда партии (это наверняка, это оставалось для него главным). А к вечеру ему стало совсем плохо, температура полезла под 40. На следующий день, через Ленина, прислали врачей. Лучших специалистов. Те провели консилиум. Предписали строгий постельный режим, лечение. Но в целом высказали благоприятные прогнозы. Ну что ж – простуда или грипп. Плюс побои. Организм-то молодой, крепкий. Отлежится, оклемается. Грипп косил людей голодающих, ослабленных, ютящихся в нетопленных домах. А при кремлевских удобствах, при совнаркомовском питании опасений, вроде, не возникало.

Однако лежание на мерзлой земле даром не прошло. Болезнь захватила легкие, началось воспаление. И Свердлову становилось все хуже. Собрались родственники – брат, сестры. Беспрестанно дежурил верный Аванесов. Из Нижнего вызвали отца. Шли навещать больного члены ЦК – Дзержинский, Троцкий, Загорский, Ярославский, Смидович, Петровский, Владимирский, Стасова, даже Сталин. Многие как раз на съезд прибывали. Узнавали новость – ну как тут не навестить… Не зашел к Якову Михайловичу только один человек. Ленин.

Что выглядит весьма странно. Товарищ пострадал – можно сказать, на боевом посту, при исполнении обязанностей, был ранен. Когда сам Владимир Ильич пострадал, Свердлов дневал и ночевал рядом. Да и жили-то рядышком, по соседству. Но нет, у постели своей «правой руки» вождь не появляется. Не заходит. Объяснение напрашивается единственное. Ленин успел узнать о Свердлове нечто такое, что этот человек становится ему лично неприятен. Ленин не хочет его видеть.

Бросаются в глаза и еще два момента. Первый – покушения на своих лидеров Советская власть обычно не скрывала. Кто бы ни покушался, это объявлялось кознями врагов, белогвардейцев или эсеров. Широкая информация о терактах героизировала и их жертвы и в целом коммунистическое руководство. Оно ведь при этом выглядело на переднем крае борьбы, в бою, под ударами неприятеля, несло потери. Второй момент – действия антикоммунистического плана не прощались. Даже рабочим. Еще раз напомню о массовых расправах с повстанцами Ижевска и Воткинска. А в Туркестане, где в январе 1919 г. бунтовали и бастовали рабочие и железнодорожники, направленный туда Бокий казнил 2,5 тысячи человек. При усмирении мартовских рабочих волнений и забастовок в Астрахани под руководством уполномоченного Мехотина было уничтожено 2 тысячи.

Нападение на Свердлова почему-то было скрыто. То бишь в «героизации» ему отказали. И никаких кампаний «красного террора» в Орле в данное время не отмечено. Володарского застрелили – за это ответили жизнями тысячи. Урицкого – снова тысячи. Сам Дзержинский расследовать помчался. А Свердлов был куда более крупной фигурой, чем какие-то там Володарские и урицкие. Однако ни Дзержинский, ни Петерс, ни Курский и никто другой из высокопоставленных деятелей ЧК и органов юстиции для расследования в Орел не приезжал. И морей крови не последовало. За исключением крови тех рабочих, кто пострадал в схватке с охраной. Спустить дело на тормозах или дать ему раскрутку в конечном счете зависело только от Ленина. И получилось что-то вроде негласного вывода: «Сам виноват».

Да, инцидент в Орле помог Владимиру Ильичу решить серьезную проблему. С его дороги само собой убралось препятствие, которое он намеревался преодолевать на VIII съезде партии. Но отсутствие Ленина у постели больного, затушевывание нападения и его безнаказанность – это что-то большее, чем результат обычных политических разногласий. В общем-то разногласия у Владимира Ильича возникали со многими, и по Брестскому миру, и по другим вопросам. Но если бы в то время пострадали Бухарин, Каменев и т. д., надо думать, реакция была бы иной. Нет, тут явно добавилось что-то еще. Персональное.

12 марта Ленин уезжает из Москвы. В Петроград. Там умер от тифа муж его сестры Анны Ильиничны М. Т. Елизаров, и Владимир Ильич с Крупской отправились на похороны. Где, между прочим, Ленин снова встречается и близко сходится с Калининым. Он был другом Елизарова, при наездах в Петроград тот останавливался у Михаила Ивановича и скончался у него на квартире. Калинин выступал и главным организатором похорон. А Ленин вернулся из Питера 14-го.

Свердлову было уже очень и очень худо. По воспоминаниям жены, «в этот день он стал терять сознание, начался бред. В бреду он все время говорил о VIII съезде, пытался вскочить с кровати, искал какие-то резолюции. Ему казалось, что резолюции украли «левые коммунисты», он просил не пускать их, отобрать резолюции, прогнать их прочь. Он звал сына, хотел ему что-то сказать…» Ну, насчет «левых коммунистов» Клавдия Тимофеевна дипломатично приврала. Ярлыком «левые коммунисты» обозначали противников Брестского мира, и в марте 1919 года таковых уже в помине не было. Что же касается резолюций, то Свердлов собирался дать бой не кому иному, как Ленину. И если Яков Михайлович в бреду кого-то обвинял в краже резолюций, просил не пускать, отобрать, прогнать, то нетрудно понять, кого именно он называл. А если кто-то из посетителей слышал его бред, то не исключено, что не преминули передать адресату.