Мирон Долот - Голодомор: скрытый Холокост

«Посмотрите сюда, — произнёс он, указывая двумя руками на трактор. — Где ещё, кроме Советского Союза, бедные крестьяне, как вы, владеют собственными тракторами? Нигде! Только у вас есть такое преимущество!».

Я стоял недалеко от трактора и, скучая, стал его внимательно разглядывать. На выхлопной трубе трактора я заметил клеймо «International», выполненное латинскими буквами.

«Только вы, в нашей любимой стране, владеете тракторами, этими мощными машинами, которые будут работать для вас.… Но враги народа вынашивают заговор против наших любимых партии и правительства!», — прокричал комиссар. Он поднял обе руки к верху. И, словно по подсказке, зазвонили церковные колокола. Колокольный звон раздавался всё громче и громче. Толпа замерла в молчании. Все устремили свои взоры на церковь.

Никто не знал, кто подал сигнал или отдал приказ. Но когда товарищ комиссар, указывая рукой на церковь, сказал, что колокольный набат специально спровоцирован врагами народа, чтобы саботировать его выступление, агитаторов словно прорвало. Всё пришло в движение. Радом с трактором чей-то голос прокричал: «Долой церковь!». Его подхватил другой голос, и это призыв стал раздаваться с разных концов площади.

Неожиданно вокруг возникли плакаты, написанные белым на красном фоне, «Долой церковь!», «Да здравствует коллективное хозяйство!», «Да здравствует Коммунистическая партия!», «Давай!», — гремел голос. «Давай!», — вторил ему другой.

Крича «ура», словно солдаты перед рукопашным боем, толпа стихийно ринулась по направлению к церкви. Добежав до цели, они стали бросать камни, бутылки и палки, разбивая окна и двери.

Перед церковной стеной появились длинные лестницы, и дюжина агитаторов быстро добралась до купола. Затем на крест набросили длинные верёвки. И, подбадриваемые криком, смехом и бранью, приезжие агитаторы дёргали за верёвки до тех пор, пока крест не упал, расплющив крышу. Затем сняли колокола и сломали купол.

Одновременно с активностью на крыше другая группа приезжих агитаторов рыскала внутри церкви. Всё внутреннее убранство подверглось разрушению. То, что когда-то было прекрасной церковью, гордостью всего нашего села, за считанные минуты превратилось в руины.

Жители оказались неспособными защитить место своего богослужения. Когда началось это безумие, некоторые из них стали расходиться по домам, но большинство застыло на месте, сняв шапки и читая молитвы.

Мы поняли, что эта политическая оргия была тщательно спланирована и организована. Трактор был гвоздём программы, а партийный комиссар, без всяких сомнений, являлся командующим всей операцией. Теперь мы были уверены, что колокольный набат во время выступления комиссара тоже стал частью общего плана, и звонили в колокола сами пропагандисты. Мы осознали, что шаблонные фразы и нарисованные плакаты были заготовлены задолго до появления в нашем селе.

Церковь, а точнее то, что от неё осталось, стала служить сельским клубом. Каждый вечер пропагандисты отплясывали на том месте, где раньше располагался церковный алтарь.

Никто не знал, куда во время атаки на церковь, подевался наш батюшка. Это произошло воскресным утром, и ему следовало отстоять службу, но его в церкви не оказалось. Позже мы узнали, что он стал предательски сотрудничать с агитационной бригадой. Его звали Иван Бондарь.

Бондарь обладал талантом пользоваться случаем и извлекать из всякой ситуации личную выгоду. Ещё в прошлом году он служил в церкви дьяконом. Он был высокого роста, имел приятную внешность и зычный голос. Он умел читать и писать, что позволяло считать его образованным человеком. Многие жители села верили, что со временем он мог бы стать хорошим приходским священником. Никто не сомневался, что и сам он лелеял мечту о собственном приходе, поскольку он стал отпускать бороду, а это являлось неотъемлемой чертой служителей Православной Церкви. Затем пришло время коллективизации, и правительство приступило к компании против церкви. Бондарь неожиданно исчез из села.

По поводу его исчезновения было немало слухов. Кто-то считал, что его арестовали. Некоторые утверждали, что он, предчувствуя надвигающуюся опасность, вынужден был бежать и скрываться, оставив на селе семью. Но незадолго до прихода Агитационной бригады он вновь объявился в нашем селе. За время отсутствия он отпустил длинные волосы и претендовал на звание святого.

Однажды субботним утром, когда наступила время утренней службы, никто иной, как Бондарь взошёл на алтарь. Без малейшего колебания он объявил, что теперь он является нашим настоящим приходским священником. Словно стараясь избежать расспросов и возмущений, он немедленно запел песнопение своим громким басом. Мы так никогда и не услышали никаких объяснений.

В тот же день нам стало известно, что пропал наш бывший священник. Для нас навсегда осталось загадкой, что с ним случилось. Вероятнее всего предыдущей ночью он был увезён куда-то чекистами.

Все эти события произошли до разрушения церкви. Некоторые старики, церковные служители, пытались докопаться до истины, но всё напрасно. Бондарь хранил молчание, новые представители власти — тоже. Вскоре некоторые старые служители церкви и наиболее неугомонные селяне стали исчезать. Затем по селу начали от одного к другому передаваться слухи, что новый батюшка на исповедях очень интересуется политическими взглядами каждого кающегося. Внезапно нас озарила догадка: новый «батюшка» являлся осведомителем и провокатором! То, что Бондарь остался цел и невредим после лютого нападения бригады приезжих агитаторов на церковь, только усилило наше подозрение. Никто не мог припомнить, что видел его в тот роковой день. Не было сомнений, что накануне развернувшихся событий он получил указания и предупреждения от своих новых хозяев.

После того, как Агитационный отряд оставил позади себя наше село и руины церкви, Бондарь сбросил с себя маску. Теперь он открыто появлялся с коммунистами и представителями власти, разделяя их политику. Стало ясно, почему наш приходской священник не протестовал против разрушения церкви и не пытался восстановить церковную службу. Он старался быть там, где собирались товарищ Цейтлин и другие партийные работники. На каждом собрании он говорил, как один из представителей власти. Интересно отметить, что он продолжал отращивать свою прекрасную бороду и длинные волосы. На самом деле, он всё ещё выглядел как священник.

Мы вскоре узнали, что товарищ Цейтлин и другие «товарищи», называли его Святой — товарищ Святой. С другой стороны, жители села придумали своё прозвище. Мы стали называть его Иудой — товарищем Иудой.

Отряд провёл с нами около недели. Нам не разрешалось покидать пределы села, за исключением полевых работ. Вечерами мы должны были сидеть по домам и слушать речи агитаторов.