Мирон Долот - Голодомор: скрытый Холокост

— Как я могу знать, — был мамин ответ.

Он находился на грани срыва. Со всей силы он ударил кулаком по столу. От сильного толчка пистолет подпрыгнул в воздухе и упал на пол. Он быстро подобрал его, осмотрел и навёл на маму.

— Я убью тебя! — взревел он как ненормальный.

Но почему-то это не испугало и не удивило нас. Вероятно, за последние месяцы нас столько раз пугали, что к очередным угрозам мы уже оставались равнодушными.

Какое-то мгновение агитатор не знал, что делать с пистолетом, наведённым на маму. Затем он опустил его и выстрелил в пол. Казалось, это успокоило его. Не проронив ни слова, он вернулся к столу и занял своё прежнее место. Какое-то время он молчал, затем, затянувшись новой папиросой, продолжил прежний допрос.

Вдруг дверь широко распахнулась, и вбежал мой младший братишка. Едва переводя дыхание, он рассказал, что хлебозаготовительная комиссия силой ворвалась в наш дом и забрала все съестные продукты, которые ей удалось найти. Не обращая внимания на агитатора, который, конечно, пытался нас остановить, мы со всех ног побежали домой. Но было поздно. Когда мы подбежали, хлебозаготовительная комиссия уже грузила на сани зерно и другие продукты, которые у нас были в запасе. Запас был небольшим, но его могло бы хватить до нового урожая. Товарищ Хижняк стоял на крыльце, вертя в руках наган и улыбаясь. Своей улыбкой он давал нам понять, что перехитрил нас.

Таким образом, мы остались без еды, за исключением небольшого количества картошки и свёклы, закопанных в земле, а до нового урожая нужно было ждать три месяца. Больше еды нам получить было неоткуда.

Спустя несколько часов после того, как комиссия ушла, увозя наше зерно и другие продукты, пришёл представитель Десятки. Он объяснил, что если бы мы вступили раньше в колхоз, всего этого и не произошло бы. Мы же не кулаки и могли бы иметь хлеб.

— Ой, забыл сказать, — произнёс он как бы невзначай, выходя из дома. — Члены колхоза за свой труд получают продукты.

Говоря это, он смотрел в пол, словно ему самому было стыдно сказанного.

— Следовательно, у вас ещё есть шанс выжить, если вы вступите в колхоз.

Он был прав: у нас не оставалось другого выбора.

В тот вечер мы почти не разговаривали. Словно зная наше решение, посреди ночи нас разбудила комиссия. Возглавлял её тот же агитатор, который допрашивал нас накануне. Без всяких вступлений он спросил маму, согласна ли она вступить в колхоз. Она ответила: «Да». После чего он сел за стол под нашими иконами и написал за неё заявление. Насколько я помню, в нём говорилось:

«Поскольку коллективное хозяйство имеет преимущество над личным хозяйством, и поскольку — это надежный и единственный путь к богатой и счастливой жизни, я добровольно требую у руководства колхоза принять меня в члены колхоза.

Подпись».

Мама молча расписалась. Агитатор широко улыбался, а в углу, как на похоронах, сбились члены комиссии.

На следующий день на нашем дворе появились какие-то люди. Без всяких объяснений они зашли в конюшню и хлев и вывели наших лошадь и корову, вывезли телегу, вынесли плуг и другой сельскохозяйственный инвентарь. Только после того, как нагруженная телега, запряжённая нашей лошадью, с привязанной сзади нашей коровой, удалилась, к нам в дом зашёл мужчина. Он информировал нас, что мы приняты в колхоз под номером 168 и в будущем должны идентифицировать себя под этим номером.

Так мы стали просто номером — номером 168.

Сельский курьер, обходя дом за домом, объявил, что в следующее воскресенье мы должны присутствовать на общем собрании жителей села. Другой курьер потребовал от нас обязательного посещения собрания нашей Сотни, проводимого вечером того же воскресенья.

Два собрания в один день означало, что готовится что-то чрезвычайное. Мы не имели понятия о цели этих собраний, но при сложившихся обстоятельствах можно было ожидать всего: арестов, ссылок и даже расстрелов. В воскресенье после завершения двух собраний наши самые ужасные предчувствия обернулись реальностью для многих жителей села. Однако на этот раз пострадали не рядовые крестьяне, а представители власти.

Общее собрание села состоялось в клубе, то есть в нашей бывшей церкви. Многих из людей, сидевших в президиуме, мы видели впервые. Все они выглядели серьёзными, даже мрачными. Товарищ Цейтлин открыл собрание и представил нам присутствующих. Первым оказался представитель областного комитета партии. Остальными были самые ответственные работники партийных и государственных органов района: районный партийный комиссар, комиссар МТС, комиссар ГПУ и председатель районного Чрезвычайного комитета. Мы уже были наслышаны об этой четвёрке, потому что среди жителей села ходили слухи, что эти люди, разъезжая по району, без всяких причин производят аресты.

Товарищ Представитель первым произнёс речь. Основными положениями его выступления были следующие: кого волнует одна отбившаяся овца, которая могла заблудиться или на неё напали волки? Что действительно важно — так это целая отара, дающая защиту каждой овце. Так же и в человеческом обществе: поодиночке каждый человек беспомощен, таких людей легко эксплуатировать, преследовать, забыть и даже убить. Только в коммунистическом обществе каждая личность найдёт счастье, процветание и свободу. Коллективное хозяйство — это всё, а единоличник — ничто! Коллективное хозяйство является первым шагом на пути к коммунистическому обществу, поэтому мы все должны вступить в колхоз! Так приказывает партия, а партия знает, что для крестьян лучше. Другого пути нет.

Поговорив почти час, под конец он выкрикнул широко используемый призыв коммунистов: «Кто не с нами — тот против нас!». Пока он шёл к своему месту, раздавались громкие аплодисменты.

Затем выступил районный партийный комиссар. Он объявил, что наше село не выполнило плана по вступлению в колхоз и хлебозаготовкам. Это случилось потому, что враги народа (кого он назвал гиенами) проникли в руководство села. Вся остальная страна с энтузиастом строит социалистическое общество, проводит индустриализацию и коллективизацию, поставляет зерно в народные закрома, подписывается на государственные займы и соревнуется за досрочное выполнение своих планов. А в это время наше село позволяет врагам народа занимать руководящие должности и саботировать политику партии. Но партия раскрыла коварные замыслы этих гиен и намеревается строго наказать этих дегенератов. Мы сидели в полном оцепенении и молчали. У нас перехватило дыхание от мысли, что сейчас провозгласят имена этих врагов народа.

На трибуну поднялся комиссар ГПУ. Он просмотрел какие-то бумаги. Затем, держа в левой руке эти бумаги, а правую руку положив на кобуру, он начал говорить: «Я пришёл сюда не для того, чтобы произнести речь. Я пришёл сюда по служебному долгу. Вы уже выслушали товарища представителя областного комитета партии. Он рассказал вам, что ваше село находится в руках врагов народа. Я пришёл к вам на помощь, чтобы с корнем вырвать этих врагов и превратить ваше село в социалистическую коммуну»