Станислав Лем - Раса хищников

Потом израильтянин достал разные мои книги, которые я должен был по его просьбе подписать, и засыпал меня комплиментами; сказал, что отнюдь не считает меня научным фантастом, а выше всего ценит «Высокий замок». Мне кажется, что больше всего читателей у меня сегодня не в Польше, а далеко за ее пределами: это похоже на круги, расходящиеся от брошенного в воду камня. Я заключил три экзотических договора — с Кореей, Тайванем и континентальным Китаем, но и на Западе меня опять начали переиздавать. Впрочем, я утверждаю, что литература — существо смертное, и 95 процентов написанных во всем мире книг подлежат полному забвению. Мировая библиотека, включая произведения лауреатов Нобелевской премии, — это огромный некрополь. А что будет со мной — увидим.

В конце беседы мы оба выразили сожаление, что у нас отобрали Львов. Мой гость недавно побывал в своем — нашем — родном городе и поразился, что польский дух его покинул, а приезжие из Украины ничего не знают о том, что поляки веками здесь трудились. Глядя на памятник Мицкевичу, они спрашивают, кто это. Sic transit gloria mundi {49} 49 Так проходит земная слава (лат.). .

Когда я услышал это, у меня резко испортилось настроение. Лучше бы вообще ничего не помнить, но я не могу забыть о Львове. И поэтому со смешанными чувствами читаю в газетах заголовки типа «Свободный Львов». Ющенко представляется мне очень хорошим политиком, он скорее всего намерен как-то залечить рану, каковой стала для России потеря Украины. Получится ли это у него, не знаю, но желаю удачи. Узы, которые связывают меня со Львовом, уже никогда не порвутся. Я никогда не перестану ощущать себя львовянином и тосковать по городу, где провел детство и юность.

Февраль 2005

Пришел новый номер журнала «Зешиты хисторычне» [190] «Зешиты хисторычне» — см. примеч. [172] . , в котором опять много ценных материалов, с большой статьей Марека Корната о переписке Гедройца [191] Гедройц Ежи — см. примеч. [1] . и Милоша [192] Милош Чеслав — см. примеч. [10] . . Читая ее, я подумал, что едва Милош умер, как о нем словно бы забыли, и мало кто теперь ссылается на его мнение. А в то же время подтверждаются его опасения, прежде всего политического характера.

Милош очень не любил крайне правых. «Польская душа, — писал он Мареку Скварницкому [193] Скварницкий Марек (1930) — поэт, публицист, переводчик. , — неизменно обращается к правым силам, как будто в нее встроена магнитная стрелка, указывающая это направление. /…/ Опыта нашего столетия — прежде всего я имею в виду межвоенный период — достаточно, чтобы убедиться в том, что польская культура становится бесплодной, если в ней побеждает образ мыслей правого толка. А потому тот, кто думает, будто, устремившись направо, служит Народу с большой буквы, выбирает дорогу, ведущую к застою. Полистайте правую периодику и книги 1918–1939 годов. Ноль. Пустота».

После Нобелевской премии девизом Милоша было: ни в коем случае не стать национальным идолом, очередным пророком [194] Пророками в польских реалиях XIX в. называли величайших поэтов романтизма: Адама Мицкевича (1798–1855), Юлиуша Словацкого (1809–1849), Зыгмунта Красиньского (1812–1859) и Циприана Камиля Норвида (1821–1883). . «Я получаю, — писал он Гедройцу, — сотни писем из Польши /…/ и чувствую, как волосы у меня на голове встают дыбом». Среди писем от молодежи была, например, просьба разрешить назвать харцерский отряд его именем; «отсюда вывод, — комментирует Милош, — что вскоре появятся харцерские отряды имени Витольда Гомбровича [195] Гомбрович Витольд — см. примеч. [133] . . Польша становится тем, чем по сути своей была всегда: одним большим национальным храмом, в котором Народ находится на алтаре. /…/ Я в самом деле не гожусь для роли идейного вдохновителя польского национализма».

Гедройц хочет, чтобы Милош принял участие в дискуссии в строгом смысле политической, а Милош, как и Гомбрович, отказывается и отвечает, что не собирается поучать соотечественников. Милош не хотел становиться par excellence* политическим писателем, но иногда, правда, не мог сдержаться и выступал публично. Давление его авторитета было велико, и после его смерти многие вздохнули с облегчением: теперь он уже не отзовется и не будет говорить неприятные вещи.

Я очень остро ощущаю его отсутствие: словно пустота образовалась втом месте, где прежде был внушительный авторитет. Зато на сцене снова появились крайне правые, как будто вновь разжалась сжатая пружина: у нас есть «Лига» [196] «Лига польских семей» — см. примеч. [28] . , которую я, думая о русофильских традициях «Национальной демократии» [197] «Национальная демократия» — см. примеч. [91] . , называю про себя «Лигой подданных России», у нас есть «Всепольская молодежь» [198] «Всепольская молодежь» — молодежная организация идейно-воспитательного характера, созданная лидером «Лиги польских семей» Романом Гертыхом (см. примеч. [139] ). , и все это — просто продолжение «Лагеря великой Польши» [199] «Лагерь великой Польши» — националистическая политическая организация (1926–1933), созданная главным идеологом польского национализма Романом Дмовским (см. примеч. [137] ). , пережеванные остатки напыщенной националистической политики былых времен.

Странная у нас сложилась атмосфера: подоспел еще скандал со списком Вильдштайна [200] Вильдштайн Бронислав (р. 1952) — журналист, политический комментатор, 31 января 2005 г. опубликовал так называемый список Вильдштайна, содержащий имена и фамилии свыше 100 тысяч как действительных, так и фиктивных агентов Служб безопасности ПНР. Эта публикация вызвала огромное потрясение в обществе. , по-моему, очень глупый. Тем не менее пресса уделяет много внимания таким эксцессам, превращая их в проблемы общенационального масштаба. Заметно снизился уровень публичной жизни, прежде всего интеллектуальный. Трудно связывать это непосредственно с уходом Милоша, но что-то тут все же есть; присутствие одного человека подчас бывает очень важным. Совершенно случайно около кровати я обнаружил томик избранных критических сочинений Янека Блонского [201] Блонский Ян — см. примеч. [129] . и в очередной раз восхитился его отточенным стилем. По сравнению с ним большинство публикуемых нынче рецензий — провинциальные сплетни.

Еще в «Зешитах» есть интересная статья Кшиштофа Тарки о возвращении Цат-Мацкевича [202] Мацкевич Станислав, псевд. Пат (1896–1966) — известный публицист, премьер-министр правительства Польши в изгнании (1954–1955). на родину в июне 1956 года. Цат в течение ряда лет пытался установить контакт с родиной, которую, кстати, представлял в Лондоне господин Райх-Раницкий [203] Райх-Раницкий Марсель (p. 1920) — публицист, критик, в 1948–1949 гг. вице-консул в Лондоне (по некоторым данным в качестве агента польских спецслужб). , в то время польский консул. Раницкий близко Цата не подпускал, в визе не отказывал, но и советов не давал, потом приехал еще Путрамент [204] Путрамент Ежи (1910–1986) — писатель, поэт, публицист, политический деятель, член Польской объединенной рабочей партии. , и все закончилось возвращением премьер-министра эмигрантского правительства в Польшу. В разделе «Крупицы истории» я нашел довольно неожиданный материал Петра Дашкевича о группе французских биологов, состоявших в коммунистической партии. Дашкевич рассказывает, как в период сталинизма Политбюро партии заставляло их признать авторитет советского шарлатана Лысенко и как самый выдающийся из них, Марсель Пренан, пытался этому давлению противостоять.