Эксперт Эксперт - Эксперт № 40 (2013)

Второй составляющей стали тарифы естественных монополий — отсутствие контроля за этими игроками со стороны властей позволило им в течение всех посткризисных лет беззастенчиво перераспределять добавленную стоимость в свою пользу, не наращивая при этом ни инвестиции, ни эффективность собственного капитала. И третье: Банк России с конца 2011 года начал проводить фактически рестрикционную денежную политику, опустив темпы роста денежной массы ниже ожидаемых темпов роста номинального ВВП. К этому стоит добавить стагнирующий экспорт, причем не только по причине стабильности или падения цен, но и по причине выработанности основной массы месторождений. В этом году практически все сырьевики заявили о невозможности физического наращивания экспорта и, более того, о возможности его скорого падения, если они не получат льготы, необходимые для разработки новых месторождений. При этом импорт рос, реагируя на несильно, но растущий на ниве потребительского кредитования внутренний спрос.

С каким багажом мы подошли к текущему моменту? Высокие зарплаты, высокие налоги, высокие операционные расходы. Дорогие и короткие деньги, если они вообще есть. Отсутствие перспектив роста экспортных доходов даже в пределах пяти-семи лет. Высокая угроза импорта при любом увеличении внутреннего спроса. Не просто вероятное, а уже очевидное падение темпов роста доходов населения в ближайшем будущем. Большая доля потребительских кредитов в активах банков и реальная угроза роста невозвратных кредитов, а значит, неидеальная устойчивость банковской системы. В этих условиях даже западные инвесторы, разместившие здесь производства и имеющие за спиной неплохую поддержку материнских компаний, не очень понимают, как вести бизнес в России.

Мы находимся в шаге от красивого пике с неизвестным концом. Впрочем, на мой взгляд, в том же шаге от нас и новая волна роста. Но чтобы поймать эту волну, нам надо полностью отказаться от тех экономических принципов, с которыми мы жили предыдущее десятилетие. И речь идет не только о неолиберальных принципах. В экономике нам нужен такой же здоровый прагматизм, какой мы демонстрируем в международной политике. И гуманизм, то есть любовь к людям. И не слушать тех, кто рекомендует «структурные и институциональные реформы».

Вот то, что мне кажется важным понять на старте.

В ближайшее десятилетие сырьевой сектор не будет драйвером нашего роста. Не потому, что не будут расти цены, а потому, что он сам нуждается в инвестициях и модернизации. Это не значит, что Россия должна расстаться с идеей энергетической сверхдержавы. Просто новый цикл такого роста надо подготовить, и он лежит за пределами ближайших пяти-семи лет.

Не будет роста за счет внешнего спроса. Понукать еле живую обрабатывающую промышленность зарабатывать на внешних рынках бессмысленно. Это может привести только к уходу лучших компаний в чужие юрисдикции, навсегда. Напротив, мир — теперь не только европейский, но и азиатский — рассматривает нашу страну как зону роста для себя, он готов к инвестициям и локализации. Нельзя всегда идти наперекор здравому смыслу всего мирового капитала.

Роста доходов населения не будет, пока не будут созданы новые рабочие места. Благосостояние может расти за счет падения стоимости жилья, услуг ЖКХ, роста транспортной мобильности, но сами доходы расти не будут. Деньги экономике нужны для инвестиций.

Государство, имеющее экономику с растущей эффективностью, не должно бояться бюджетного дефицита. Оно должно бояться избыточной централизации денежных ресурсов.

Итак, ни сырья, ни внешнего спроса, ни спроса со стороны населения? Где источники роста? Ответ лежит на поверхности, все ходят вокруг него, но никто не хочет признать его ответом. Источник роста — тотальная модернизация инфраструктуры городов и прочих населенных пунктов Российской Федерации.

Поскольку этот напрашивающийся ответ отвергается, то, видимо, проблема в том, что он кажется противоречащим каким-то важным экономическим догмам. Ну например: а где здесь институциональные реформы, а как же мы будем делать ставку на определенную отрасль, а ведь это может потребовать бюджетных денег, а они неэффективно тратятся, а не лучше ли заняться производительностью труда, как делают все? Желая рассеять эти сомнения, постараюсь показать, что выбор такой цели ни в коей мере не противоречит ни одному из признанных экономических постулатов.

Производительность труда или мегапроекты? И то и другое

Судя по дискуссии, развернувшейся вокруг прогноза Министерства экономического развития, статьи премьер-министра, а также по деловому завтраку в Сочи, сегодня во власти есть два лагеря: те, кто за рост производительности труда (ПТ), и те, кто за мегапроекты. Причем, поскольку идея мегапроектов исходит от президента и прямо оспаривать ее страшновато, то разумно решили противопоставить мегапроектам непорочную идею эффективной экономики. Самые смелые вроде вице-премьера Аркадия Дворковичана завтраке в Сочи требовали ввести в оборот персональную ответственность за крупные проекты, так как потратят много, издержки будут расти, а отвечать кому? Вот если бы у нас была персональная ответственность вице-премьеров за то, что экономика загоняется в стагнацию, то, глядишь, и ответственность за проекты не казалась бы такой нежелательной.

Или другой вице-премьер, Ольга Голодец, высказала идею, что сегодня все решения надо принимать, ориентируясь на 2050 год, и надо понять, как скажутся на России проекты строительства высокоскоростных магистралей. Прекрасная идея — думать на тридцать лет вперед, особенно когда у тебя рыночная экономика, а главный способ финансирования — кредиты сроком на год.

Впрочем, в пропагандистском мастерстве «лагерю производительности труда» отказать нельзя. У тех — «коррупция», «бюджетные расходы», «план». У нас — «эффективность», «инвестиции», «бизнес-климат». Между тем мегапроекты, во-первых, являются не понятием, а инструментом (и это большой шаг от институциональных реформ), а во-вторых, использование этого инструмента в расширенном варианте (до создания кластеров) — главный источник роста производительности труда в стране.

Согласно одной из теорий, описывающих принципы функционирования хозяйства, есть всего два фактора, определяющих и размер, и динамику добавленной стоимости, то есть нового созданного и готового к перераспределению продукта. Это труд и капитал. Поэтому эффективность экономики определяется, соответственно, эффективностью труда и эффективностью капитала, причем они взаимозаменяемы: если ты хочешь тратить меньше труда, ты должен вложить больше капитала — отсюда спрос на инвестиции, модернизацию и проч. Однако именно упрощенное понимание этой взаимозаменяемости мешает правильно оценить горизонт, на котором это замещение может происходить в реальности и с пользой не только для капитала, но и для всего хозяйства. Дело в том, что производительности капитала не нужен большой масштаб экономики, напротив, чем больше масштаб, тем меньше производительность капитала. А вот производительность труда без масштаба быть высокой не может — и не может расти без увеличения экономики. Все, кто читал учебники по экономике, знают это. Есть такое понятие — «масштаб» и соответствующая кривая — «кривая масштаба». Она показывает, что чем больше однотипного товара производит фирма, тем меньше удельные затраты труда на этом производстве. Объясняется это просто: в фирме есть как постоянные, так и переменные расходы. И доля постоянных при увеличении масштаба снижается, а общая ПТ, соответственно, растет. То есть масштаб — необходимое условие для роста производительности труда. А у нас экономика маленькая, и пока она маленькая, ПТ высокой быть не может.

Читать дальше