Пьер де Вильмаре - Досье Сарагоса

Гуревич родился в 1913 году в семье харьковских евреев, воевал в интернаци-ональных бригадах в Испании, входил в кадры Коминтерна и перешел под ко-мандование ГРУ (советская военная разведка). В 1939 году Гуревич оказался в Бельгии с тремя другими «разъездными» агентами того же происхождения. Их заданием было взять в свои руки в Нидерландах, Бельгии и во Франции аген-турные сети, несколько пострадавшие с 1937 по 1939 годы от сталинских чи-сток.

Немецкая контрразведка смогла засунуть свой нос в бельгийскую организацию. Гуревичу, он же «Кент», удалось убежать в Марсель и с грехом пополам возоб-новить свою деятельность, пока он не был обнаружен, арестован и доставлен для допросов в Париж в ноябре 1942 года. Берлин тогда создал специальную комиссию, действующую по всей оккупированной Европе, для расследования действий «Оркестра». Именно Гестапо-Мюллер руководил этой комиссией. Три-жды он приходил, чтобы лично присутствовать на допросах «Кента», и поручил одному из своих сотрудников майору СС (штурмбанфюреру) Хайнцу Паннвицу лично заняться этим делом. Мюллер был, кроме того, единственным, кого Гит-лер и Мартин Борман уполномочили вести знаменитый «Funkspiel», или радио-игру, цель которой состояла в том, чтобы использовать перевербованных аген-тов для дезинформации Москвы, заставляя поверить, что они ведут свои пере-дачи, находясь на свободе.

Телевизионная передача 1995 года дала неожиданную возможность прояснить этот исторический эпизод и поговорить с Гуревичем. Было интересно узнать, что произошло, когда Леопольд Треппер и он возвратились в СССР в 1945 году. Треппер действительно был одним из руководителей «Красного оркестра», па-раллельно с «Кентом».

После возвращения обоих в СССР Треппер вдруг обвинил напарника в измене, из-за чего Гуревича отправили в Гулаг. Из него он вышел только в 1965 году, когда Треппер признал, в конечном счете, что обвинил его несправедливо. Тем не менее, «Кенту» пришлось еще много лет бороться за свою полную реабили-тацию.

Телевизионная передача в 1995 году должна была побудить участников зада-вать важные вопросы о том, что происходило за кулисами войны: Как мог бы он объяснить, что в декабре 1942 года, через месяц после его собственного аре-ста, Гестапо-Мюллер послал Гиммлеру и Гитлеру «окончательный доклад», в котором уверял, что «Красный оркестр» «абсолютно разгромлен»? Это значит, что к этой дате, и уж тем более в течение 1943 года, такое большое количество секретов, проверенных Москвой, никогда не могло бы поступать одновременно из Голландии, из Бельгии и из Франции. Или же существовали еще другие сети «Красного оркестра», но какие? Или же Гестапо-Мюллер нагло хвастался. У «Кента» должны были быть свои мысли относительно этой темы, так как он воз-вратился в СССР в обществе офицера, которого назначил Мюллер для ведения его дела. Отсюда другой вопрос: Как объяснил бы «Кент» весьма важный доку-мент, опубликованный на странице 8 французского издания своей книги? Мы воспроизводим его ниже, таким как он есть. В нем раскрываются условия, в ко-торых так называемый немецкий надзиратель и «куратор» сопровождал «Кен-та» до Москвы.

Начальник полиции безопасности и СД

Группенфюрер СС

Берлин, 1 февраля 1944 г.

IV A-B Nr. 180/43 g R s

Советнику уголовной полиции Паннвицу, начальнику отдела полиции безопас-ности СД

Париж

В продолжение нашей личной беседы 28 января 1944 года в Берлине по поводу дела «Кента», я сообщаю вам следующее:

Само собой разумеется, что я расцениваю своим долгом защиту «Кента» после выполнения им задач, которые на него были возложены.

Первое мероприятие, которое я намереваюсь предпринять, будет состоять в том, чтобы перевезти его на территорию Рейха. Я думаю о том, чтобы устроить также переезд его жены и ребенка. Большие возможности, которыми Рейх смо-жет располагать после окончания войны, позволят удобно устроить «Кента». Я предусматриваю, кроме того, вознаграждение, если его работа будет хорошо выполнена. Никоим образом он не должен беспокоиться о том, что полиция без-опасности проявит в отношении него скупость.

Хайль Гитлер!

Подпись: Группенфюрер СС Мюллер

Таким образом, 1 февраля 1944 года Мюллер уже рассматривал «большие воз-можности», которые, по его мнению, открылись бы в Германии после окончания войны. Но откуда эта уверенность? Как осмелился он написать это одному из своих подчиненных, если война закончилась только пятнадцатью месяцами позже?

1.5. Московский процесс в Париже

Как и ожидалось, на Гуревича набросились с вопросами по поводу Мюллера, который после его ареста взял расследование в свои руки и лично занимался Леопольдом Треппером, интернированным в особняке в Нёйи, до его побега, который давал повод для раздумий… Но всякий раз, как только «Кент» снова брался за нить анализа своей книги по этому поводу, его собеседники прерыва-ли его. Они кричали. Они пользовались тем, что он недостаточно хорошо знал французский язык, испытывал нехватку словарного запаса и говорил в неуве-ренной манере.

Если вы снова просмотрите эту передачу, вы увидите, как маленький человек все больше и больше горбится в своем кресле, ошеломленно переживая в Па-риже тот же процесс, которому он подвергся в Москве полвека назад. Что бы там ни было, но подписанный Мюллером документ, единственный в своем роде, опубликованный на странице 8 его книги, не вызвал никаких комментариев.

Несколько исследователей из числа моих друзей, которые приняли участие в поисках материалов для этой книги, не нашли ничего, ни в Бонне, ни в Людвиг-сбурге, ни в Вашингтоне, Форт-Миде или Лондоне, кроме нескольких жалких карточек с описанием внешности Мюллера. И в США тоже лишь несколько лист-ков, зачерненных цензурой, как будто до сих пор необходимо защищать неко-торые аспекты жизни шефа Гестапо.

Оставались признания Вагнера и документ «Кента». И терпеливое восстановле-ние всех этапов карьеры Мюллера и теневых сторон его частной жизни с помо-щью встреч и, в конечном счете, из добытых документов о деятельности этого человека.

Терпение и настойчивость оправдались, так же как многозначительные увертки многих из его близких.

Потребовались большая настойчивость и иногда разные хитроумные приемы, чтобы в середине 1990-х годов, спустя пятьдесят лет после исчезновения Ген-риха Мюллера, получить сведения об его прошлом. Между тем там и тут попа-дались любопытные документы, вроде донесения 1961 года некоего комиссара западногерманской службы безопасности о той или иной любовнице Мюллера. По крайней мере, благодаря этому этот человек приобретал человеческие чер-ты. Я даже обнаружил, благодаря коллегам со шведского телевидения, которые пришли ко мне ради интервью о «деле Бормана», что у Мюллера в 1944 году была девушка-норвежка, по имени Пегги. Мне удалось достаточно долго рас-спросить ее во время нашей встречи в отеле «Софитель» в Страсбурге. Она бы-ла там в обществе своего сына приблизительно четырнадцати лет, сдержанная, обеспокоенная тем, что вдруг кто-то заинтересовался ее жизнью. Она принесла несколько фотографий, менее убедительных, чем ее воспоминания.