Лев Аннинский - Русские и нерусские

Но ответит — она. За поведение, которое в известном неприличном анекдоте именуется, простите, «суетой под клиентом».

Женщина, знакомая мне по замечательным текстам, в отчаянии:

— Вы не представляете себе, что тут у нас торится! Молодые ребята, образованные, талантливые, заявляют, что они не хотят быть интеллигентами!

«Докатилось до Океана», — думаю с тоской. Но отвечаю моей собеседнице с деланой беззаботностью:

— Это все от суффикса! Поменяйте суффиксы, и ребята захотят быть.

— Кем?

Объясняю.

Лет десять назад критик Левкин напечатал в журнале «Родник» статью «Почему я не интеллигент». Лингвист Григорьев сказал по этому поводу: «А вот написать «Почему я не интеллигентен» у него не хватило смелости». Академик Каспаров вспомнил эту историю в «Записках и выписках», а Гаспарова процитировал недавно в журнале «Общественные науки и современность» тот самый лингвист Григорьев, который так мягко «подставил» критика Левкина. Я-то думаю, не «смелости» не хватило критику Левкину, а чутье у него сработало отменно: интеллигенцию (и интеллигентов) топчи как хочешь, а святое не тронь!

Это святое — «интеллигентность».

Что это такое, объяснять долго. Но почувствовать можно в одно мгновенье — надо только увидеть фотографию, помещенную «Литературной газетой» на странице, где решается вопрос: интеллигенция — миф или реальность? На снимке — человек в скромном белом костюме, в скромной белой шляпе, на террасе своего скромного ялтинского дома — стоит, опираясь на тросточку, и смотрит на нас таким знакомым, таким добрым, таким умным, чуточку насмешливым взглядом.

Узнали? Ну, конечно, это он: Антон Павлович Чехов, апостол нашей интеллигентности. Интеллигентный человек в чистом виде.

Напомню несколько строк из сочинений этого бесспорно интеллигентного человека:

«Я не верю в нашу интеллигенцию, лицемерную, фальшивую, истеричную, невоспитанную, ленивую, не верю даже, когда она страдает и жалуется, ибо ее притеснители выходят из ее же недр».

На этом можно закончить перекличку двух понятий, получивших в русской речи столь различную окраску, — по видимости из-за пустяшных суффиксов, а на самом деле по той особенности русской души, когда хочется как лучше, а получается как всегда.

Хочется, чтобы было благородство, а получается, что помещик портит дворовых девок и проигрывает крестьян в карты. Хочется, чтобы было по-божески, а в глаза лезет поп со своим толоконным лбом. Хочется доблести, а по страницам истории топает солдафон.

Хочется «интеллигентности», а имеется — «интеллигенция», которая во всем виновата.

«Ну, а в чем сторона ее сильная, я другим объяснить не берусь».

Уважаемый Игорь Николаевич!

Не очень-то ловко мне обсуждать проблему ловцов душ, затронутую Вами, — в сектах я не застукан, алхимикам и шаманам не верю, целители вроде Григория Грабового или Марины Цвигун меня никогда не задевали, точнее, не интересовали. Единственное, что меня когда-то слегка задело в истории этой Дэви, — что «родом» она из комсомольских инструкторов. Но в ту пору происходило столько подобных переквалификаций, что и эту я, помню, отнес к числу хитроумных вывихов тогдашней перестройки.

Теперь, прочитав Вас, я думаю: а моя искренняя вера в коммунизм, мое счастливое пребывание в комсомоле (до партии я, правда, не дошел), вообще — вся первая половина моей жизни — не тот же ли морок? А что, если партийные и комсомольские активисты, заходившиеся высокими чувствами на собраниях, не так уж далеки от нынешних «поработителей душ» — недаром же эти навербовались из бывших комсомольских инструкторов, — только вместо одной химеры шаманят теперь про другую?

Вы пишете:

«Безумцы тех лет, пообещав россиянам скорый коммунистический рай, погрузили страну в кровавый ужас Гражданской войны, в голодомор, в лихорадку массовых репрессий.»

Как человек, полжизни веривший в этот рай, задаю Вам встречный вопрос: безумцы ли его обещали? Помнится, они ходили как раз в умниках и коммунизм называли научным. Вы скажете: какая разница? — во всяком общественном движении есть свои прохвосты. Но Вы, кажется, не на прохвостах «тех лет» делаете акцент. Прохвосты — это те, которые нынешним дуракам пудрят мозги, а в «те годы», когда царил кровавый ужас Гражданской войны, и был голодомор, и лихорадка массовых репрессий, — во главе страны что, тоже торчали шарлатаны?

Да вроде Вы так не думаете. Действовали «добросовестно заблуждавшиеся партвожди, увлекшие своих единомышленников ложными идеями.»

Уже полегче. Вернее, потяжелее.

«...Партвожди, ввергнувшие в очередной социальный катаклизм одураченные массы.»

Значит, все-таки с одной стороны умники (они же безумцы), с другой стороны — дураки (одураченные массы).

У меня следующий вопрос: откуда безумцы? Ну, ладно, привезли их в страну дураков из-за границы в запломбированном вагоне. А за границу эти безумцы откуда попали? Опять же из страны дураков? Тогда у меня еще вопрос: откуда столько дураков? И вообще: кто здесь кого дурачит?

Берем главный предмет обмана, с помощью которого «безумцы тех лет» одурачили массы: «коммунистический рай».

Он маячит в мечтах человечества, этот рай, чуть не с первобытной общины, вопрос только в том, кто, когда и каким образом подключается к мечте. Русские безумцы только то и сделали, что подперли этот самый коммунизм ученым марксизмом. От чего химера, разумеется, не перестала быть химерой. Но с ее помощью сумели же «безумцы» кое-что сделать: построили этот народ «в ряды». Я в данном случае опираюсь не столько на Маяковского, сколько на Ричарда Пайпса, который заметил, что только два варианты идеологии в начале революции (когда и вылезли на свет божий из пломбированного вагона «безумцы тех лет») имели шанс победить в массовом народном сознании: это или черносотенцы, или большевики. (Меньшевики, кадеты и прочая интеллигенция при таком раскладе отдыхают.)

Надо думать, что если бы победили черносотенцы, то в головах одураченных масс воцарилась бы химера другого толка, чем коммунизм. Но все равно химера. Потому что выстроить народ в армию можно, только заставив его поверить в ту или другую химеру. То бишь в мечту. В героическую легенду. В миф.

Тогдашние люди хотели поверить. Иначе не выдержать было ни Гражданской войны, ни голодомора, ни массовых репрессий, ни прочих ужасов.

И ужасы были неизбежны?

Увы, кажется, так. Вожди не создают ситуаций, вожди ситуациями пользуются. Как сказал еще один безумец тех лет: исторический деятель — как наездник, которому удалось вскочить на коня Истории и удержаться на нем несколько мгновений.