Михаил Хейфец - Суд над Иисусом. Еврейские версии и гипотезы

Через 20 лет результаты израильского «исследования о реабилитации Иисуса Христа» были опубликованы в книге «Мишпато шель Йешу ха-Ноцри» («Суд над Иисусом из Назарета»). На русском языке монография была издана еще через 29 лет под другим заглавием «Иисус: суд и распятие».

Вкратце выводы Коэна можно формулировать так:

реабилитации обвиняемый Йешуа из Нацерета по закону не подлежит.

По еврейскому праву, как считает Х-Г. Коэн, Йешуа не был осужден, а потому реабилитирован быть не может. По римскому же праву — несомненно совершил то правонарушение, в котором его обвинил Пилат («оскорбление Величества») и наказан был судьей в соответствии с действующим имперским законом. Это было жестокое, несправедливое, но юридически, увы, неотменяемое наказание.

Теперь, когда я сознательно лишил сюжет таинственности и процесса разгадки, настала пора поговорить об интересном и по-своему очень типичном тексте Х. Коэна спокойно и объективно.

В отличие от Д. Флюссера, Х. Коэн — известный в Израиле «борец с религиозным засильем», паладин либеральных ценностей. Соответственно он много меньше профессора и доверяет религиозным источникам (ик евангелистам, и талмудистам), зато весьма внимателен к аргументации и выкладкам западных «библеистов». Он сам по подходу к материалу, по расчету варантов, по методологии — типичный европейский «библеист». Тем не менее, оказывается, и такой (на мой вкус, нелюбимый) подход может оказаться очень плодотворным, во всяком случае, интересным — если за ним, как в случае Коэна, выявляется подлинный профессионализм автора.

Х. Коэн — действительно, великолепный юрист. С источниками 1-го века н. э., т. е. с Евангелиями, он обращается, как всякий опытный адвокат со свидетелями обвинения на суде. Не доверяет показаниям слепо, как сделал бы верующий христианин, не оценивает их даже и с позиции «презумпции правдивости», как поступил бы, скажем, религиозный исследователь Флюссер. Нет, наш адвокат подвергает евангелистов перекрестному допросу, заранее настроенный на то, что любое показание свидетеля обвинения содержит путаницу, неточности, присущие обычному человеческому взору. И здесь-то он и сможет выстроить свою конструкцию происшедшего и представить ее достопочтенному суду (т. е. нам с вами — его читателям).

Евангелия, действительно, содержат массу противоречий: даже первые три, названные «синоптическими», т. е. содержащими сходные материалы по одному и тому же вопросу, нередко противоречат друг другу в важных деталях. Что уж говорить об их конфликтах с четвертым, от Иоанна, неслучайно отделенным отцами церкви от «синопсиса» первых трех… Когда религиозные авторы, включая Д. Флюссера, сталкиваются с подобными противоречиями — в деталях событий, в описании участия тех или иных действующих лиц в сюжете и пр., они как правило используют «принцип дополнительности». Т. е. предполагают не отвержение одного показания евангелиста в пользу другого, но напоротив — что правы оба, что первый все правильно показал, а второй его в каких-то деталях и подробностях дополнил.

Типичный пример. В синоптических евангелиях говорится, что Йешуа был арестован «людьми первосвященника», т. е. храмовой стражей (ибо другой вооруженной силы в распоряжение первосвященника римляне не предоставляли). Упоминается некий Малк, слуга первосвященника, которому апостол Петр отрубил ухо. Иоанн же, со своей стороны, добавляет что отряд был не только от «первосвященника», но и «от фарисеев» (у первых трех евангелистов об участии фариссев слова не сказано), о чем первые три евангелиста либо умалчивают, либо этот факт был им неизвестен. Зато, по Иоанну, с людьми Храма пришла в Гефсиманию римская когорта во главе с трибуном. Кто же арестовывал на самом деле Йешуа? Только евреи или римляне вместе с ними?

Вопрос, по Х. Коэну, отнюдь не второстепенный, и «принцип дополнительности» его важность лишь затемняет. Если на Масличную гору пришли люди только от первосвященника, значит, проповедник был арестован по приказу начальников Храма. Если же с ними пришли римские воины, ситуация принципиально меняется. Первосвященник не был для римского трибуна тем лицом, которое могло ему отдать приказ произвести арест нежелательного лица или просто попросить о содействии в аресте виновного перед римским судом еврея. Первосвященник как еврей, как символ еврейства, был глубоко отвратительным восточным туземцем для трибуна! И сам первосвященник неизбежно испытывал к «римской свинье» презрение. Если на месте ареста действительно находился трибун с когортой, то приказ об аресте обвиняемого мог отдать только прямой начальник трибуна — скорее всего, прокуратор Понтий Пилат. Но это значит, что Пилат заранее решил, что будет судить Йешуа. Тем паче, что суд был назначен на утро: Пилат должен был заранее познамиться с «делом», принять какое-то предварительное решение. Иначе в судах не бывает…

И возникает новая проблема: если Йешуа с самого начала должен был быть судимым Пилатом, почему на Масличную гору пришли люди первосвященника? Что, римский прокуратор не мог арестовать обвиняемого в Иерусалиме без содействия презираемых им евреев?..

Вот какая проблема возникла, к примеру, только из одного-единственного противоречия между текстом синоптических Евангелий и Евангелием от Иоанна. Прежние авторы обычно механически присоединяли трибуна с когортой к стражникам Храма — и противоречие ими снималось. Коэн же реально показывает, насколько в принципе важно это несовпадение в текстах, как важно противоречие обнаружить и подвергнуть анализу на суде потомков.

Прежде, чем приступить к изложение гипотез Хаима Коэна, должен предупредить читателя о некоторой их специфике.

В принципе, если бы Хаим Герман Коэн работал как историк, он должен был бы уподобить себя судье — т. е. выслушать обе состязающиеся стороны, взвесить их аргументы и вынести обоснованный исторический вердикт.

Но ничего подобного в этой книге нет, и достоинство ее я вижу в том, что автор вовсе не скрывает отсутствия у него взвешенного подхода. Он открыто провозглашает, что является не судьей в историческом споре между сторонами, а адвокатом одной из сторон. Яростным адвокатом еврейства. Синедриона, книжников, фарисеев и — евреев вообще.

Это очень умный адвокат. А умный адвокат, защищая преступников, ни в коем случае не станет порочить жертву. И Хаим Коэн в предисловии заявляет: «Несмотря на крайне скептическое отношение к источникам, предания, найденные объективно вероятными, выявляют Иисуса (даже для людей, лишенных эмоциональных и религиозных побеждений) как фигуру вполне живую и достойную восхищения» (44).

И еще: умный адвокат никогда не станет отрицать очевидные для судей (а в данном случае судьи — это мы с вами, читатели) общеизвестные пороки его подзащитных. Коэн сам цитировал народные сатиры, сохранившиеся в Талмуде, направленные против «семейств первосвященников, грабивших народ». Талмудический автор скорушается о доносах и застенках, кулаках и дубинках, применявшихся приспешниками первосвященников против собственного народа. «Главной целью „Сатиры“ в талмудическом контексте было указание на причины, приведшие к разрушению Храма и окончательному повержению Иудеи: такое поведение священнослужителей могло воспалить небесный гнев, обрушившийся на Храм, „ибо они любили деньги и ненавидели друг друга“» (45), — пишет он.