Газета Завтра Газета - Газета Завтра 47 (1044 2013)

Захар Прилепин

21 ноября 2013 1

Политика Культура Общество

Из выступления на Кожиновских чтениях 2013 года

Перед уважаемым собранием, перед памятью Вадима Валерьяновича, перед этими прекрасными лицами на стенах я хотел бы отчитаться за путь моего поколения. Вкратце - экспозиция.

Совершенно очевидным образом в конце 80-х - начале 90-х произошли системные видоизменения в нашей литературной ситуации, когда консервативная, патриотическая литература потеряла многие и многие позиции. И даже не с точки зрения качества, а с точки зрения присутствия в медиасфере, потому что все ведущие позиции отошли к либералам, и все, как это сегодня называется, "говорящие головы" на телевидение и в массовой прессе стали исповедовать исключительно либеральные взгляды. Так патриотическая литература перешла по выражению Александра Андреевича Проханова в "катакомбное состояние". Собственно, патриотических площадок для высказывания каких-либо нелиберальных взглядов осталось минимум. Возможность издавать книги в течение 90-х годов (и даже в начале нулевых) большинства писателей, даже виднейших писателей, патриотической направленности была сведена к минимуму. Это была ситуация совершенно катастрофическая. Я думаю, что мои неприятели, оппоненты из либерального лагеря, долгое время буквально праздновали победу: наконец-то мы загнали в подвалы и подполье всю эту мракобесную сволочь и больше подобных писателей не будет в природе. Я помню, как я читал в крупнейших журналах о том, что таких писателей, как Распутин и Белов, больше - цитирую - "не существует". И это, собственно, было не каким-то диким высказыванием какого-то экстремиста либерального толка, а это было тем, что сегодня называется "трендом". И вот здесь (я, конечно, не хотел бы перетягивать одеяло на своё поколение, но, тем не менее, я буду за него отвечать) - произошла вещь совершенно парадоксальная. К началу нулевых годов появилась целая "банда", целая генерация, целое поколение молодых литераторов, писателей, в первую очередь, и критиков, которые пришли в литературу с совершенно другими тезисами, с совершенно другой позицией. Условно говоря, это люди, которые, с одной стороны, унаследовали отчасти модернистское понимание работы над текстом. С другой стороны, они по сущности своей остаются все безусловными традиционалистами и консерваторами. Я в первую очередь говорю о тех, кого сегодня называют новыми реалистами. Это Сергей Шаргунов, это Роман Сенчин, это ваш покорный слуга, это Андрей Рубанов, это Герман Садулаев, это, отчасти, Михаил Елизаров, это Василий Авченко из Владивостока, наш товарищ по лагерю критики Андрей Рудалев, может быть, опять же отчасти, критик и писатель Алексей Колобродов. Чуть ранее появились такие поэты, как Алина Витухновская и Всеволод Емелин.

Пришло это поколение, и поначалу вызвало удивление, а потом - ну просто оторопь у представителей нашего либерального лагеря, у многих его глашатаев. Сначала они были настроены с неким таким, почти уже женским, любопытством: что это за молодые, что это за дикие люди собрались. А потом уже стали раздаваться возгласы: "Что за ужас происходит?! Кому вы дали букеровскую премию?!" А букеровскую премию дали человеку совершенно неожиданному - Михаилу Елизарову, писателю взглядов, зачастую (с точки зрения либеральной, естественно) экстремистских. Но при этом модернистская подача текстов того же самого Елизарова, или Шаргунова, или Садулаева многих ввела в заблуждение.

Проблема, собственно, не только во всё нарастающем неприятии новых, или, как я это иногда называю, "клинических реалистов" со стороны либералов. Это поколение вызывает лёгкое недоумение, а иногда и открытое неприятие - парадокс! - в патриотическом лагере.

Что скрывать, в рядах патриотики стали распространяться настроения пораженческие. "Катакомбные люди" уверили себя, что они всё и навсегда проиграли и, собственно, в этом мире, в этой медиасфере прорваться совершенно невозможно. И если кто-то демонстрирует некоторую литературную удачливость, то немедленно появляется сомнение: "здесь есть какая-то заковырка, здесь что-то не так". В этом смысле отношения между отрядом новых реалистов и патриотической общественностью достаточно натянутые. Это, не скажу, что боль для меня, но легкую иронию по этому поводу я испытываю неизменно. Мне казалось, что надо же, в коем-то разе появилась целая группа ребят, которые, по сути, наследуют консервативному крылу русской литературы, осознают и артикулируют те вещи, которым нас учил, в том числе, Вадим Валерьянович Кожинов. Но при этом неприятие их в патриотическом лагере налицо.

Оно, надо сказать, безусловно преодолевается и будет преодолено. И здесь, я ещё раз повторю, большую роль сыграла модернистская оболочка текстов того же Елизарова, может быть, отчасти моих текстов, текстов Шаргунова Хотя странным образом никто не заметил уже из лагеря патриотического, что генерация писателей нашего поколения наследует советскому прорыву 20-х годов - в том числе и в использовании некоторых модернистских ходов. Шаргунов прямым образом идёт от Валентина Катаева, его поздних повестей. Очевидно, что Михаил Елизаров, как бы это ни странно показалось, так или иначе, наследует одновременно и прозе Платонова, и прозе Гайдара. Я себя отношу к последователям прозы 20-х годов, прозы Леонида Леонова, о котором я написал книгу в серии ЖЗЛ и собрание сочинений которого (6 томов) я выпустил недавно в издательстве "ТЕРРА": сам собрал, сам написал примечание, сам написал предисловие, то есть приложил немало усилий, чтобы этого писателя, уровня, безусловно, мирового, вновь ввести в поле общественного внимания. Вот недавно вышел учебник "Русская литература ХХ века" для вузов: и там Леонид Леонов, с моей подачи, введён в число писателей, которые изучаются, как говорится, не в "числе других", а ему посвящена отдельная глава. В связи с этим я чувствую некоторую гордость.

Я не помню, кто первый придумал обозначение "нового реализма", но, по сути, оно не всегда отвечает содержательному, художественному смыслу этих текстов. Это далеко не всегда в чистом виде реализм. Достаточно вспомнить роман "Птичий грипп" Сергея Шаргунова, который является скорее фантасмагорическим памфлетом. Достаточно вспомнить мой роман "Санькя", который в финале приобретает признаки антиутопии. Я уже не говорю про Михаила Елизарова.

В своё время я сделал большой текст для одного глянцевого журнала по поводу нового реализма и предложил переименовать это направление в клинический реализм - реализм, который рассматривает нашу реальность в формах фантасмагории или антиутопии, во всех формах, которые могут наши смутные времена адекватно отобразить. Это не нам первым пришло в голову. Люди, которые следили за творческим путем Александра Андреевича Проханова, заметили, что в какой-то момент он вдруг понял: для отображения действующего порядка вещей очень сложно использовать классические принципы. Тут, возможно, лежит заковырка в области языка и времени как такового, потому что есть то, что я называю "эффект дурного времени". Сейчас я на простейшем примере объясню, в чём дело.