Константин Мурзиди - Южный Урал, № 1

— Николи того не было: на царей ишшо пули не отливались! Эта, видать, наговорная. Колдун-офицеришка, не инако как!

Старик опять смолк. А мне нет терпения, я затормошил его:

— Ну, а дале что? Дале?

Дедко усмехнулся.

— Ишь, какой любопытный! Погоди, дай с мыслями собраться, не всё сразу. Да и сердце заходится, коли всё начнёшь ворошить. Известно, казачья кровь… Хоть сам и не был там, а понимаю, как это… Ну, да слушай!

— Ночь наступила к той поре, — продолжал дедко. — Вызвездило. На долину тьма пала, да за дальним Ильменем провыл одинокий волк. Пугачёв тут выбрел из шалашика, взглянул на тёмное небо и сказал ближнему атаману:

— К полуночи месяц взойдёт. Коня мне!

Подвели ему свежего скакуна. Хоть и поморщился от боли, а сам сел в седельце…

А в эту минуточку, по овражкам, да рытвинам к заплотам крепости доползли охотники. Хошь и снова началась пальба, залпы, да припозднились, под топором уже рушились ветхие заплоты и тыны…

И тут Емельян Иванович на своём коне вымчал вперёд и с воинством устремился в пролом… Разве ж устоишь тут? Известно, крепость взяли, солдатишек, кто не пожелал присягу принять новому царю, порешили. Вот и привели тут к батюшке самого коменданта капитана Тихановского и его жёнку.

— На колени! — крикнул на них Емельян Иванович и протянул рученьку. — Целуйте вашему государю!

Капитан раззлобился.

— Не царь ты, а вор!

— На перекладину их! — рассерчал Пугачев.

И народишко повесил на воротах капитана и его жёнку.

Тут занялось пламя, и зарево охватило полнеба. Потянуло гарью. Пугачёв со своим воинством отступил в степь. Туда к нему и привели повинившихся. Между прочим и дедушко мой при этом был, Иван Назарьевич, досыта он насмотрелся на царя-батюшку. Одеяние на нём было самое что ни на есть нарядное. Парчевой кафтан, а под ним кармазиновый зипун, а полосатые канаватные шаровары в сапоги запущены. А сапоги козловые с жёлтой оторочкой. Голову батюшка молодецки закинул, на ней кунья шапка с бархатным малиновым верхом, да с золотой кистью.

Конь под ним — белый лебедь. Седельце киргизское с широкой круглой лукой, оковано серебром, а в середке вставлен сердолик с куриное яйцо. Господи боже, что за сбруя! Нагрудник, пахвы, стремена! Всё, всё серебром, да сердоликом разукрашено. Да и сам батюшка Емельян Иванович статный, видный из себя казак. Очи тёмные, орлиные. Взглянет — прожгёт!

Выехал он к народу, все на колени пали. Встал и наш дедушко. Один за другим подползали к нему и целовали ручку. Он почестно со всяким разговаривал, называл детушками, да спрашивал: кто, откуда, куда пойдёт из Магнитной?

Тут и до дедушки дошла очередь и он к ручке приложился и его спрашивает:

— Из каких будешь?

— Казак.

— Пойдёшь ко мне, своему государю, служить?

— Готов, царь-батюшка!

Так и пошёл наш дедушко с Емельяном Ивановичем под Троицк. Было, сказывал, в ту пору утречко, петухи по дворам, что не погорели, распевали, да сизый дымок стлался от пожарища по степу. Ох, и жалко было дедушке моему покидать станицу, да что поделаешь, на то казак! Без похода ему не прожить! Ну и пошёл он воевать…

Дед замолк и на этот раз долго молчал.

— Неужто всё то правда была? — не утерпел и спросил я.

— А то как же? — обидчивым голосом отозвался старый казак. — Без вранья сказано всё. Преданье! Сам слышал от дедушки. А потом тут-ко кладбище сохранилось, и по сю пору там-ко лежит каменная плита, а под ней схоронен сказненный Емельяном Ивановичем комендант Магнитной капитан Тихановский. Сбегай, полюбуйся…

Я с Митяшкой и впрямь сбегали, и на древнем, заросшем бурьяном кладбище среди деревянных покачнувшихся крестов, нашли серую плиту с еле заметными буквами и титлами. Мы прочли, что тут погребены «останки капитана Тихановского». Выходит не соврал дедушко. А всё-таки ещё не верилось.

«Эка, подумаешь, можно всякое наврать!» — рассуждал я и решил в один вечерок поймать учителя Кирика Леонидовича и у него свериться. С такими мыслями я и прибежал во двор к Варварушке.

На скамеечке, перед домиком сидел Кирик Леонидович, а посреди двора на одной ноге кружился и прыгал Митяшка.

— Ты чего это? — бросился я к нему, но дружок и ухом не повёл, словно не видел меня, глаза у него соловелые. Кружится и счёт ведёт.

— Что с ним, Кирик Леонидович? — удивлённо спросил я учителя.

— Одержим бесом! — засмеялся он.

— Никак и впрямь с ума сошел! — выпучил я в страхе глаза на друга.

— Ну, вот ещё что выдумал! Говорю одержим бесом алчности!

В эту минуту Митяшка топнул ногой и закричал:

— Тысяча!

— Вот видишь! — кивнул в его сторону Кирик Леонидович:

— Пятак шельмец выпрыгал! Поспорили мы на тысячу! — учитель полез в карман, добыл медяк и бросил казачонку. — На, возьми! Экий ты, братец, настойчивый!..

Из сеней выглянула Варварка.

— Кирюша! — окрикнула она. — Ну, как тебе не совестно терзать мальчонку? Намедни на спор заставил его тринадцать стаканов воды выдуть: все пузо вспучило, думаю не отдышится, а ноне козлом прыгал…

В голосе казачки звучала укоризна.

— Ну, что ему молодцу станет! — улыбнулся учитель: — Все наши спорки выиграл. Ай-да чортушка!

Меж тем, Митяшка схватил пятак и поманил меня:

— Айда, в лавку к Дубонову!

— Погоди чуток! — упросил я.

— Ну, чего ещё там? — нетерпеливо торопил меня дружок.

— Да я вот с Кириком Леонидовичем поговорить малость хочу! — серьёзно сказал я и подошёл к учителю.

— Кирик Леонидович, — сказал я ему. — Скажите мне по всей правде, вот что: впрямь был тут у нас в станице Пугачёв, а может то байка одна!

— Гляди ты! — удивился учитель: — вот оно о чём речь!

Лицо его стало-серьёзным, и он сказал:

— Любознательный ты, брат! Это хорошо. Верно, Емельян Иванович Пугачёв в этих местах воевал и про то в книгах написано. Забеги ко мне и я дам тебе почитать одну. Из неё и узнаешь, как было дело…

В праздничный день я отправился к учителю. Жил он в маленькой, опрятной комнатке. Была она чистенькая и походила на девичью горенку. Кровать, стол, да шкафик с книгами. Над кроватью коврик, на котором висит охотничье ружьё. В окно смотрела акация, в чаще распевали птицы. Солнышко пробралось в горницу и светлые зайчики колебались на стенах, пахнувших смолистыми брёвнами. Учитель сидел в косоворотке без пояса, ворот распахнут и читал книгу. Завидя на пороге меня, он улыбнулся.

— А, пожаловал, молодец! Всё о Пугачёве дознаёшься? Садись-ка, сейчас добудем книжицу. — Он порылся в шкафике и достал две книги. Одну он развернул и сказал мне:

— Это сочинение Александра Сергеевича Пушкина «История Пугачёвского бунта». Послушай-ка, что в ней о нашей Магнитной написано!

Учитель перелистал книгу, отыскал нужные страницы и зачитал: