Константин Мурзиди - Южный Урал, № 1

На Петровском и Белорецком
Кузнецы, отирая пот,
Шепотком, а когда и громко
Говорили: — Он к нам идёт!
Третий Пётр, государь великий!
Крепче молотом, паря, бей
Воля нам, господам — вериги
С Оренбургских идёт степей.
— Завтра будет! — и бровью хмурой
Филька Мухин насупил взгляд:
— Чуешь, паря, под Косотурой
Уж костры-то его горят!
Сам в мужицком, простом кафтане,
Войско с ним. Значит нам — пора.
Слышно в ратном-то, паря, стане
Пушек мало и нет ядра.
А Шашуркин вращал глазами:
— Понял, дальше, мол, говори.
А ядро-то куём-де сами,
Слава господу, пушкари,
— Слава богу, имеем силу,
Атаман лишь бы твёрдый был, —
Рудознатец, Кузьмин Гаврило
Вслед за Мухиным повторил.
Слух мятежный, горячий, скорый,
Дни и ночи гулял подряд:
— Чуешь, паря, под Косотурой
Уж костры-то его горят!

Силу дерзкую возвеличу,
Слово вольное восхвалю —
Пугачёва мятежным кличем,
Взбудоражен работный люд.
По звериным проходит тропам
Полный удали, вещий слух,
В вековые угрюм-трущобы,
На поляны — в беглецкий круг.
Там бродяжья кочует песня,
Порождённая злой тоской,
Звуком долгим, тяжеловесным
Первородный будя покой.

Эх, да люди беглые, да неработные,
Что же вы кручинушкой душу надрываете?
Полно! Поднимите буйные головушки,
Да споёмте хором песню, песню-думушку.
Эх, да песню-думушку о житье-бытье,
О своей ли горькой доле, доле-долюшке.
Во сырых-то как бараках дети, жёнушки,
Дети-жёнушки да пухнут с голоду.
Уж как сами-то мы люди да работные,
Все работные, ой-да подневольные.
От тяжёлой-то у нас да от работушки
Разломило больно спинушку, головушку.
А нарядчик-то над нами — прямо лютый зверь,
Да сдирает с нас он шкуру не жалеючи.
Барыши-то он, собака, всё в карман кладёт.
Да уж сколько же терпеть нам злую каторгу?
Эх, да вы работные, люди подневольные,
Убегайте на житьё, да на привольное!
Уж во тёмные леса, да во дубравушки,
Да во силушку собирайтесь, во единую!
Поднимайте свои буйные головушки.
Да уж сколько же терпеть нам злую каторгу?

Хоронясь от стражи, робко,
В одиночку, как могли,
По незримым стёжкам-тропкам
К Пугачёву люди шли.
Мастера чугунных плавок,
Порох делать ловкачи,
Рудознатцы с громкой славой,
Пушкари и ковачи.
Люд работный, дерзкий, хмурый
И на выдумку горазд —
У кого дублёна шкура
За бунтарство много раз.
Тёк народ, беглецкий, грешный
Из лесных, бродяжьих нор.
Пополняла стан мятежный
Рать лихая наподбор.
Так весной, на горной круче,
В родниковый поводок
Собирается гремучий,
Всё смывающий поток.

У подножья Магнитной стоит Пугачёв,
Для жестоких баталий готовит полки.
Мастера за работу взялись горячо:
Отливаются ядра, куются клинки.
Филька Мухин, Кузьмин и Шашуркин Антон
Мастерили для пушек стволы и лафеты.
…Так впервые металла лишь несколько тонн
Наш Урал-богатырь отдавал для победы.
…И в далёкий, Казанский поход Пугачёв
К славе бранной повёл удалые полки,
И сверкали в сраженьях багряным лучом
Из уральской сияющей стали клинки.

Где нет преданиям числа,
Где лес по-сказочному хмур,
У пересохшего русла
Реки по имени Кухтур
Лежат останки кирпичей.
Когда-то здесь стоял завод.
И в гулком пламени печей
Кипел металл. Сюда народ
Пришёл на призыв Пугача,
Чтоб знамя вольницы сберечь.
Чугун тут плавили в печах
И лили пушки и картечь.
Капралы беглые без кос
Преподавали артикул.
На деревянных башнях нёс
Посменно службу караул.

Одетый в шутовской мундир,
На прусский скроенный фасон, —
На карте вычертил пунктир
Туда полковник Михельсон.
Стрелой, как пиковым тузом,
Упёрся он в Кухтурский стан.
Нагрянуть вдруг, как с неба гром,
Решил на эти он места.
Колонны ратников и фур,
Лишь «зорю» вытрубил горнист,
Полковник двинул на Кухтур.
Урал был дик и каменист.
Стоял над лесом синий зной.
Отряд от жажды изнемог.
В пути полковнику связной
И то питья найти не мог.
Повсюду солнце в этот год
В лощинах выпило ключи,
Вонзая в струи быстрых вод
Свои колючие лучи.
И Михельсоновский пунктир,
Академически прямой,
Солдаты, взмокшие в пути,
Кляли под каждою горой…
Едва Кухтур сквозь березняк
Свернул полоской голубой,
Полковник шпагою дал знак:
Вступить отряду с марша в бой!
Но только цепи егерей
К заводу вынесли штыки,
За частоколом во дворе,
На вал сбежались мужики.
Кто сел на пушку и верхом
Струил в казну сухой заряд,
Кто сжатым в кремень кулаком
Грозил врагу, кто бил в набат.
Кто штуцер взял, кто взял топор,
Кто нёс чугунные шары…
Но враг всему наперекор
Шагает в блеске мишуры…
В замшелом волосе, коряв,
Подняв широкую ладонь,
Хлопуша [23] Хлопуша — сподвижник Пугачёва, рудознатец и мастер литейного дела. крикнул пушкарям:
— Огонь по ворогу! Огонь!
Числом он больше раза в три,
Но не сдаёт уральцев кость:
Казалось, в жерла пушкари
Вбивали с ядрами и злость.
Остался после трёх атак
Бочёнок пороху один.
Хлопуша вымолвил: — Ну, так,
Куда ни кинь — выходит клин…
Смекай, что делать, наперёд!
Крутого нрава мужики
Взорвали пушечный завод
И в лес подались от реки…
Урал, Урал со всех сторон.
Невыносим был дальше путь.
И как ни фыркал Михельсон,
Пришлось обратно повернуть.
Урал вперёд не пропускал.
Где ни ступи, куда ни глянь,
Кругом грозят оскалы скал,
Страшит лесная глухомань.
Чтоб Михельсон в реке не взял
Воды ни фляги, ни глотка,
Чтоб зной сильней его пытал.
Под землю спряталась река.