Юрий Мухин - К барьеру! Беседы с Юрием Мухиным

Вот это настолько вошло в меня, что мне глубоко плевать на «научные» и любые другие авторитеты, в том числе и на мнение толпы («все это знают, это общеизвестно»). Предъявит этот ученый авторитет результат, значит, он ученый, нет — свободен! И мне плевать на то, как его зовут — Карл Маркс или Альберт Эйнштейн. Нет результата, значит, нет толку от твоих теорий.

Далее дело развивалось так. Я занялся исследованиями бюрократизма, открыл для себя законы поведения людей и законы, по которым людьми надо управлять, чтобы избавиться от бюрократии. Нужны были конкретные примеры, чтобы показать правильность моей теории. Я стал довольно большим начальником, но свои примеры — это свои примеры, а нужны и объективные. А их негде взять, кроме как в истории.

Так что ваш вопрос, как возникло желание заниматься историей, для меня равносилен вопросу, как возникло желание дышать, — да нет у меня такого желания, просто дышу я и дышу.

— Что вы считаете своей сильной стороной как историка?

— Полагаю, что способность представлять ситуацию образно, способность разобраться в подробностях любого дела, способность исследовать любое дело, понимание законов управления людьми и личный управленческий опыт. Этим я существенно отличаюсь от огромного большинства историков. Я, к примеру, никогда сам не был в архивах, хотя по моей просьбе и там проводился поиск фактов. Я просто читаю то, что насобирали в архивах «профессиональные историки», исследую собранные ими факты и делаю свой вывод, в ряде случаев резко расходящийся с выводом того историка, кто «открыл» эти новые факты. Это для историков, даже для умных, очень обидно. Поэтому их реакция на меня предсказуема. А если добавить, что я исследую добытые ими документы и могу определить, какие из них заведомо фальшивы, то их обида возрастает в геометрической прогрессии. Я, к примеру, очень уважаю одного нашего профессионального историка — специалиста по истории СССР. Именно поэтому фамилию его называть не буду. Недавно он выступал по радио в прямом эфире, и слушатели его спросили обо мне. А он начал рассуждать на тему, что настоящие историки глотают пыль в архивах, а вот есть некоторые пенкосниматели, которые…

Вот в этом мое преимущество перед другими историками. Когда речь идет о какой-то властной личности, то я ставлю себя на ее место (правда, это делают и остальные историки). Но смотрю не на то, как я удержался бы в конкретных обстоятельствах на месте этой конкретной личности у так любимой остальными историками «власти», а как решал бы конкретные задачи, стоявшие в тот момент передо мной и моей страной, государством. Ставлю себя на место Сталина, представляю себе задачи и возможности развития экономики СССР до уровня, необходимого в неминуемой войне чуть ли не со всем миром. И мне становится не до «борьбы за власть», не до расстрела конкурентов. К слову, Сталин до 1927 года трижды просил освободить его от должности генерального секретаря ЦК ВКП(б).

Для меня на месте Сталина становится жизненно важным каждый способный и деятельный министр, директор завода, генерал, секретарь обкома и т. д. У меня и мысли бы не пришло отдать их под суд, даже если бы они совершили какое-то преступление, которое можно было бы простить. Такой пример: ставший впоследствии маршалом Кирилл Мерецков, до войны бывший начальником Генштаба, по-моему, фактически предал Родину, заложив в мобилизационный план параметры, которые должны были привести к поражению СССР в войне с немцами. Но ведь его за это простили! Так что большинство из тех деятелей (ошибки, скорее всего, тоже были), которые были расстреляны, свое наказание заработали.

А профессиональный историк ставит себя на место Сталина: вспоминает, как сам он в своем институте писал доносы и интриговал, чтобы сместить с должности коллегу и занять его место (т. е. его кормушку). И начинает выдумывать, как бы он дрался за свою кормушку, если бы был на месте Сталина. А о том, что Сталину нужно было организовать великие и жизненно важные для СССР дела, такой историк и не думает — ведь он никогда не организовывал даже мелких, но общественно значимых и обязательных для исполнения дел. Поэтому в описании такого историка Сталин — прямо-таки вурдалак, который только и думал о том, какого еще невиновного гения расстрелять, — точь-в-точь как сам этот историк.

— Как вы относитесь к критике в ваш адрес?

— А я уже почти 20 лет постоянно веду с кем-нибудь споры. И боюсь, что если меня перестанут критиковать, то я быстро отупею и стану как журналисты нынешних СМИ. Поэтому критику я слышу постоянно и сам на нее напрашиваюсь. Критика — это благо, она не только делает тебя умнее, но и делает более знающим, так как критики поставляют тебе ранее неизвестную информацию точно по теме. Полезные люди эти критики, и я им благодарен.

Правда, не все критики одинаковы, бывают и такие, у которых вместо ума одни амбиции и претензии. Они обычно покритикуют меня, а потом жалуются, что я неинтеллигентный грубиян. Бывает.

— Кстати, как вы относитесь к такому сегодняшнему явлению, как «альтернативная» история?

— Считаю этот термин неудачным и даже вредным. Что значит в истории альтернатива? Другая история? Такого не бывает! Скажем, Иванов женился. Задача историков: выяснить, на ком? И вариант, когда один историк утверждает, что на Гале, а второй, что на Свете, и при этом оба («как интеллигентные люди») соглашаются с таким «альтернативным» положением, — это глупость. А причиной такой глупости является непонимание этими историками того, как все это было на самом деле, — ни один из них на самом деле не уверен, на ком же был женат Иванов. Поэтому альтернативной истории быть не может — история одна. И либо ты согласись со мною, либо я соглашусь с твоими доводами, а серединка на половинку — это не история.

К сожалению, рынок исторической литературы забит книжным мусором, в котором любителю истории невозможно разобраться, и вызвано это низкой квалификацией издательств и их желанием заработать. Ради этого заработка они штампуют и штампуют все новые книги бесчисленных «историков», которые поражены стукнувшей им в голову идеей и спешат изложить ее в виде книги. По сути, это страшный мусор, из-за которого читатель не может пробиться к произведению действительно стоящему. Это издатели выдумали термин «альтернативная история», чтобы оправдать издаваемую ими глупость.

Но сегодня не знаешь, что и предложить. По уму, этот поток мусора должны были бы пресечь редакторы издательств, но у них самих такая низкая культура, что страшно им это предлагать — они «зарубят» и действительно стоящих историков. Приходится терпеть эту «альтернативную историю» в надежде, что читатель по мере приобретения опыта научится сам отбирать себе книги для чтения.