М. Грашина - Языческий календарь. Миф, обряд, образ

Разыгрывая на заснеженных осенних полянах сюжет о Дикой Охоте, участникам предстоит не просто «представить на сцене» историю о любви короля людей к княжне Дивного Народа или более сложную историю о ловчем Херне и его мести предателям–егерям. Уход одного из смертных в Дикую Охоту — лишь начало игры. Участникам предстоит пережить явление самой Дикой Охоты и сопряженные с ним опасности — падение границ, угрозу лишиться огня, дс ма, собственных имен, самой человеческой судьбы.

Правда, тем, кто отважится исполнить на Самайн один из этих сюжетов, надлежит иметь в запасе ответ на два вопроса:

что будут делать участники, взявшие на себя роль Дикой Охоты, когда соприкоснутся с остальными, оставшимися в «Мире людей»

И каким образом при окончании игры они возвратят себе человеческую сущность, не возникнет ли у них желания остаться с Охотой навсегда.

Трудная роль также у предводителя Дикой Охоты — Водчего, как можно поименовать любого из этих героев. С одной стороны, он в игре — живой человек, рожденный от земной женщины, ставший во главе Охоты в итоге собственной истории, а всякое приключение человека, считая самое его жизнь, имеет начало и конец. С другой, любой из Водчих, хоть и имел при жизни имя, род и положение в обществе, став во главе Охоты, сам принял на себя мистериальное воплощение роли Владыки Павших, необузданного никем бога лесных чаад и дикой стихии. И мистерия эта будет длиться вечно, ибо история бога вечна. Исполнителю же из людей придется в течение одного вечера пройти сразу две роли.

Из мистериального опыта на основе скандинавской Традиции вспомним состоявшуюся в Доме Ясеня игру по эддической песни «Речи Вафтруднира».

Герой путешествует в Мир‑за–пределами, чтобы обрести Мудрость прошедших веков. Мудрость обретается в споре, вернее, в священной игре в вопросы и ответы, ставкой в которой служит голова. Диалоги Одина и Вафтруднира, из которых и состоит состязание в мудрости, постепенно подводят к главному вопросу, за которым следует смерть великана. Усекновение Одином головы Вафтруднира и возвращение его с «трофеем» в дом родной выходят за рамки эддической песни, и именно здесь игрецы (особенно Один) получают наибольший простор для импровизации:

По одной из филологических теорий, песни Старшей Эдцы, сложенные, как «Речи Вафтруднира», в шестистопном размере Льодахатт, изначально были мистериальными текстами, которые сведущие люди исполняли на праздниках, распределяя реплики героев между собой [7] Смирпицкая О. А. «Речи Гримнира» на эддической сцене// От мифа к литературе. Сборник в честь 75–летия Е. М. Мелетинского/ РГГУ. М.: Ичд–во «Российский университет, 1993. С. 257 274; Матюшина И. Г. Канон–стиль–магия// Там же. С. 275 -296. . Во всех этих песнях основу составляют диалоги между персонажами, в них присутствуют ремарки типа «Один сказал: …». Кроме «Речей Вафтруднира» таковы «Поездка Скирнира», «Речи Альвиса», обе знаменитые «Перебранки» — «Песнь о Харбарде» и «Перебранка Локи».

Доступны к представлению и «Речи Гримнира», хотя сама песнь представляет собою сплошной монолог Одина. На самом деле прозаические вставки перед «Речами» и после них вполне могут быть представлены на мистериальной сцене, а участникам придется потерпеть многословие Гримнира, чтобы дождаться кульминации — смерти Гейррёда от собственного меча. Правда, «Речи Гримнира» трудно назвать самайнским произведением в полном смысле, смерть старого и приход юного конунга наводят скорее на мысль о принадлежности этого сюжета к зимнему Солнцестоянию, но и это небесспорно. Эдцические песни трудно однозначно приурочить к какому‑либо календарному празднику, но основой для мистерии может послужить любая из них.

В меньшей степени удобны для исполнения песни, сложенные восьмистопным размером Форнюрдислаг (примерный перевод этого исландского термина — «размер длинных рассказов»). Это по большей части повествовательные произведения — «Сны Бальдра», песни о Хюмире и Трюме, где помимо диалогов достаточное место занимают описательные строфы, из‑за чего их сложнее сыграть, не теряя смысла.

Наконец, приведем славянский сюжет, перекликающийся с мистериальным смыслом Самайна — со «Временем Погасших Огней», с походом в Мир Иной и обретением там нечто, важного для жизни, но уже не Мудрости, а Огня. Это ключевой эпизод из прославленной русской сказки «Василиса Прекрасная», где говорится о походе Василисы за огнем к Бабе–яге, трех всадниках, которых она встречает по пути, испытаниях на дворе самой Бабы–яги — сначала непосильной работой, затем вопросами — и возращении Василисы домой с огнем.

Мудрость, которую обретает Василиса, странствуя в Темном Лесу, носит не исключительно женский характер. Потому, в зависимости от намерений участников, мистерию «О походе за Огнем» можно построить не как традиционное женское посвящение, но и как воинский квест. Правда, если в Иной Мир отправится искатель мужеска пола, то и встречать его за Гранью, возможно, будет не только Баба–яга, но и другие обитатели Иного Мира: вооруженный Страж при входе, с которым необходимо выдержать поединок, Черный Человек, Старец, испытывающий вопросами, и иные. Многое здесь зависит от состава команды участников и конкретных задач, перед ними стоящих.

Ниже, в приложении, мы приводим пример Самайнской мистерии, составленной из одного из сюжетов о Дикой Охоте и похода за огнем, в виде описания празднования Самайна 2006 года в Доме Ясеня.

Самайн почитается временем мрака не только в западных, но и в южных кельтских землях — Франции, Италии. Здесь первое выпадение снега в районе 30 октября — день св. Андрея — одновременно день наивысшей активности темных сил и начало адвента — рождественского поста, но вместе с тем — период развлечений, когда парни поют серенады своим невестам [8] Календарные обычаи и обряды в странах зарубежной Европы. Вып. 1. С. 34—35. .

Здесь можно проследить согласие со славянской традицией, когда переживание Смерти на Осенние Деды календарно соприкасается со свадебной полосой Пятницы и Кузьмодемьяна (см. ниже).

В ином некогда кельтском краю — Нидерландах, более близких к Руси по климату, на св. Мартина (11 ноября н. ст.) начинается зима, с полей и огородов убираются последние крохи урожая самых поздних культур. На этот день — чуть позже Самайна как такового — по деревням жгут костры, причем топливо для костра приносит каждый. Через эти костры прыгают как на Масленицу и устраивают бег с факелами.