Е. Полевой - По ту сторону китайской границы. Белый Харбин

Харбинские рабочие жадно ловили каждое новое слово о Советском Союзе, который вырос за годы оторванности от него Харбина на земле, обагренной кровью гражданской войны и засыпанной пеплом ее догоравших пожарищ, о Советском Союзе, о котором они еще так мало знали. А потому их интересовало решительно все: и государственный строй СССР, и экономическая политика советской власти, и новое положение в Советском Союзе рабочего класса, и судьбы российского крестьянства, и вопросы обороны нового рабоче-крестьянского государства, и новое советское право, и новые методы просвещенской работы и т. д. Они жадно хотели все сразу узнать, оценить и постигнуть, чтобы примкнуть к великой революционной стройке своего нового социалистического отечества.

И в то время, когда где-то во втором этаже харбинской общественной надстройки пятидесятилетние американизированные Яши П. с отменной идиотичностью тянули свои очередные коктайли и дергались, как марионетки, в каталепсических припадках чарльстона, в то время как белый Харбин пугливо озирался по сторонам на нависшее над его улицами красные флаги или в порыве бессильного бешенства и политической падучей срывал и топтал их, как эмблему своего окончательного поражения, харбинские рабочие с жадностью ловили и проглатывали буквально каждое слово появившихся в их среде советских работников, говоривших им о Советском Союзе, его международной политике, его хозяйственных достижениях и бурном росте его социалистического строительства.

Стремление услышать все это было так велико, что нехватало докладчиков, которые могли бы его в полной мере обслужить. А каждый доклад, читаемый хотя бы в самых неподходящих условиях и даже иногда на эзоповском языке, выслушивался с затаенным дыханием и собирал такое количество слушателей, что становилось трудно дышать, а в летнее время они заполняли не только помещение, в котором он делался, но и все то пространство, на котором можно было слышать докладчика через открытые двери или окна. И каждый такой доклад вызывал одно, всегда одно, и то же требование: „Еще, еще!“

Но и такие доклады можно было слушать недолго. Харбинская весна кончилась скоро, и уже к концу 1925 г. создалось положение, при котором устройство массовых докладов оказалось совершенно невозможным. Особенно в такие дни, как 7 ноября и 1 мая, устройство массовых собраний советских граждан было крайне затруднено.

Провоцируемая поднявшими голову белогвардейскими организациями китайская полиция усиленно загоняла в подполье общественную жизнь и работу харбинских рабочих и профессиональных организаций. Обыски и аресты среди советских профработников сделались повседневным заурядным явлением. Начали систематически производиться полицейские налеты на помещения профсоюзов.

Характерно при этом, что в большинстве своем харбинские профессиональные союзы продолжали существовать формально на легальном положении. Закрыт был только, казалось бы, самый невинный и безобидный из них — Рабис. Окончательно прикрыть остальные союзы китайцы не решались, и союзы эти продолжали существовать под постоянной угрозой преследований и всевозможных репрессалий, объединяя в некоторых случаях многие тысячи своих членов (союз транспортников, металлистов, совторгслужащих, работников просвещения и т. д.). На том же положении продолжал существовать и Харбинский совет профессиональных союзов.

Допуская формальное существование на легальном положении как профорганизации, так и рабочих клубов (Библиотека-читальня харбинских механических мастерских, ее отделение в Московских казармах, клуб Харбинского узла, клуб Старого Харбина, железнодорожные собрания на линии дороги), китайская администрация стремилась лишь к тому, чтобы сделать это существование совершенно бесплодным, не имеющим смысла, чтобы лишить его всякого интереса, не дать этим организациям и клубам проводить какую бы то ни было работу среди своих членов. Но в то же время она никогда не предпринимала серьезных попыток разложить эти организации изнутри, понимая, что такая задача совершенно безнадежна и ограничивалась только тем, что держала в их рядах своих информаторов, которые по шаблону доносили о том, что делается и замышляется этими организациями и клубами. Общая работа по разложению профдвижения конечно велась, но она была направлена не на устоявшиеся уже профорганизации, а на неорганизованную массу служащих и рабочих вообще.

В этих целях уже сравнительно давно был создан в Харбине особый китайский зубатовский „профсоюз“ железнодорожных служащих и рабочих, который должен был составлять известный противовес советскому союзу транспортников и отвлекать от него общественные стремления служащих и рабочих дороги. Само собою разумеется, что в то время как на союз транспортников лился щедрый поток административно-судебных репрессалий, китайский „профсоюз“ благополучно здравствовал и получал всякие льготы. Но это помогло ему, как мертвому банки. Объединяя в своем составе горсточку каких-то китайцев, точно насильно в него записанных по распоряжению начальства, и некоторую группу русских белоэмигрантов, стремившихся демонстрировать свою лойяльность перед китайским начальством, этот профсоюз был и остался той бесплодной смоковницей, которая несет на себе проклятие полицейской провокации и политического предательства.

Харбинские рабочие остались верны себе, своим революционным традициям и Советскому Союзу, несмотря на все полицейские мероприятия китайской администрации, которые всячески изолировали их от советских влияний. Даже больше того: сыпавшиеся на советские профорганизации репрессии содействовали пробуждению классовой сознательности огромного числа китайских рабочих, работавших вместе и рядом с русскими рабочими на КВЖД, и они начали вступать в профсоюзы, объединявшие советских трудящихся. Тогда прибегли к последнему средству: на сцену выступила разнуздавшаяся белогвардейщина, уже начавшая строить свои фашистские организации. В темных углах Харбина организовались целые бандитские организации белогвардейцев и шайки фашистской молодежи, которые начали производить расправы с советскими гражданами на всех окраинах Харбина. Там, где не помогли полицейские репрессии и политическая провокация, начинал применяться старый испытанный истинно-русский метод воздействия —

Впрочем он применялся конечно с разрешения того же китайского начальства, и значительная часть массовых избиений советских граждан или советской молодежи производилась на глазах — а иногда даже и при благосклонном участии — китайской полиции.