Станислав Говорухин - Страна воров на дороге в светлое будущее

Достаточно сказать, что мой фильм «Так жить нельзя» помог Ельцину стать Председателем Верховного Совета РСФСР. Был такой эпизод весной 1990 года. Дважды Съезд народных депутатов России не утверждал Ельцина Председателем Верховного Совета. Наутро должно было состояться третье голосование. Вечером, накануне голосования, мы подогнали автобусы к зданию, где проходил съезд (автобусы нам дал Моссовет, он и организовал это мероприятие — тот самый Моссовет, с которым Ельцин потом так легко разобрался!), мы посадили всех депутатов съезда в автобусы и отвезли на Мосфильм. Там, в большом Эталонном зале, им показали еще сырой фильм «Так жить нельзя». Что потом началось! Человек сто пятьдесят коммунистов-ортодоксов стройными рядами вышли из зала — в знак протеста. Оставшиеся устроили овацию. Помню голоса из зала:

— Завтра те, кто голосовал против Ельцина, одумаются!

Наутро состоялось третье голосование. Съезд (тот самый съезд, который Ельцин расстрелял из пушек!) большинством в четыре голоса избрал Ельцина Председателем Верховного Совета. А от Председателя до Президента путь оказался коротким.

Одно только это обстоятельство должно быть записано мне в строку. Значит, и я приложил руку к разрушению России.

Недавно один столичный деятель, бывший демократ, когда я напомнил ему эту историю, хлопнул меня по плечу и сказал мрачно:

— Не кайся. На мне еще больший грех висит. Я два голоса подделал…

Но это не утешение.

Как ни больно признаться, моя честная и искренняя работа (не лишенная, конечно, заблуждений) оказала разрушительное воздействие. Зрители были не готовы к такому водопаду правды, обрушившемуся на их головы.

Одно они поняли из фильма — коммунистов судить будут. И поспешно стали освобождаться от партийных билетов. Одно дело, когда выбрасывает «корочки» формальный член партии. Он и имел их только потому, что таковы были правила игры. (Ну можно ли было в нашем обществе без партийного билета в кармане быть командиром полка, капитаном пассажирского лайнера, дипломатом?) Другое дело, когда так поступает убежденный коммунист — завотделом ЦК, главный редактор органа московских коммунистов, профессор научного коммунизма, зам. редактора журнала «Коммунист», первый секретарь обкома партии! Неужели тогда не было понятно, что это оборотни? Самые опасные особи в племени человекозверей. Если бы мы были нормальным обществом, психологически здоровыми людьми, мы должны были бы отнестись если не с пониманием, то хотя бы с уважением к тем, кто не изменил своим принципам (пусть ошибочным). Не изменил, не предал убеждения.

А мы поверили оборотням.

Очень точно сказал Александр Зиновьев:

— Мы целили в коммунизм, а попали в Россию.

Вот и я — целил в коммунизм, даже не в коммунизм, а в казарменный коммунизм ленинско-сталинского типа, а попал — в Россию.

Наше общество и раньше не могло считаться шибко нравственным, а уж тут… когда все смешалось, когда заблуждающиеся, но честные люди стали презираемы, а оборотни, наоборот — уважаемы, наше человеческое общежитие превратилось в кошмарный ад, страна раскололась на два непримиримых лагеря. Восемь лет мы были заняты не реформами, а выяснением отношений, которое сопровождалось взаимными оскорблениями.

Конечно, нельзя относить все это на счет одного только фильма. Искусство, тем более одно только кинопроизведение, не способно изменить нравственную атмосферу в обществе. Тут постарались многие. Общественные деятели, политики — особенно оборотни. Но есть и моя вина.

Между тем я никогда не предлагал судить членов партии. Я говорил о суде над Партией. Над Партией как организацией, виновной в геноциде против собственного народа. Я говорил о суде Истории. Те, кто виновны в преступлениях против человечности, давно умерли.

Это сегодня я считаю, что некоторых членов партии надо бы отдать под суд. В первую очередь тех, кто участвовал в Беловежском сговоре.

Должен оговориться: я никогда не был уверен в прочности такого сооружения, как советская империя. Конечно, мне не мыслилось существование порознь родственных, тесно переплетшихся славянских народов, но в целом, в исторической перспективе, Империя, наверное, должна была распасться. Об этом говорит опыт мировой истории.

Но процесс этот должен был протекать несколько лет. Любое, самое одноклеточное, существо могло бы понять: взрывать такое сооружение нельзя, его надо разбирать по кирпичику.

А его взорвали.

Через открытые границы ушли на Запад и на Восток несметные богатства; за два года богатейшая страна стала совершенно нищей.

25 миллионов русских были брошены в пасть националистическим правительствам — на позор и унижения.

В один день разорвались экономические связи. Экономический ущерб, понесенный Россией, уже превосходит ущерб, причиненный ей Великой Отечественной войной.

И льется кровь, как на войне.

Любой государственный деятель, самый ничтожный, обязан предвидеть такое. Если, конечно, у него нет другой всепоглощающей цели.

Такая цель была — устранить Горбачева. Другой, более благородной, цели не просматривается.

Нужно сохранить — в назидание потомкам — этот домик в белорусских лесах. А то придет какой-нибудь деятель и взорвет его, как взорвали, снесли до основания Ипатьевский дом.

Этот памятник должен остаться. Берегут же немцы мюнхенскую пивную.

В любой самой невыгодной ситуации есть своя выгодная сторона. По крайней мере теперь, когда рассеяны орды анпиловцев, — глупых, невежественных, злобных, — стала ясна расстановка сил.

Истинные коммунисты остались только в Кремле. Причем самые опасные из них — оборотни!

Когда-нибудь над ними состоится суд — за все, что они сделали со страной. Печальный опыт нашей истории подсказывает — это будет Суд Истории.

Плевали они на этот суд!

— А где же оптимистический финал? — спросит читатель.

Я и два года назад считал, а теперь, когда воочию увидел изнасилование моей Родины, тем более считаю, что оптимистом в наши дни может быть либо дурак, либо подлец. Во время работы над этой книгой я советовался со своим сердцем. Больше мне посоветоваться было не с кем. Возможно, я и заблуждался в своих рассуждениях. Допускаю. Зато факты, которые я сообщил, — истинная правда.

Этого достаточно. «Факты — упрямая вещь.»

Книгу мою (если она вырвется на волю) прочтет только интеллигенция. К ней я и обращаюсь. Не к творческой интеллигенции — упаси, Господь! — не к избалованной — столичной. Я обращаюсь к истинной нашей интеллигенции, к той, что живет по всей России. Это десятки миллионов людей. Учителя, врачи, инженеры, ученые, высококвалифицированные рабочие, технари, библиотекари, российское офицерство.