Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6446 ( № 3 2014)

Вообще серия «Для тех, кто умеет читать» задумывалась для публикации наиболее заметных произведений современной прозы. А что же на деле? Юрий Абросимов, не ведая, что, по сути, характеризует свой собственный текст, сумбурно изрёк: «Здравствуйте! Мы говорим о запретном. И неизбежном. Именно как неизбежное зло… скорее, нелепость… Да. Нелепость».

Жаль, если все книги серии станут таким неизбежным злом или попросту нелепостью. Хрен редьки не слаще. Что делать с такого рода литературой, вроде бы и не бездарной, но непонятно зачем созданной и уж точно не являющейся произведением искусства? Стоит ли так упорно множить сущности без необходимости?

Теги:Юрий Абросимов. Пожитки

Александр Межиров. Сто стихотворений / Составитель - Зоя Межирова. – М.: Прогресс-Плеяда, 2013. – 172 с. – 1000 экз.

Название стихотворения Александра Межирова, которое выношу в заголовок, предполагалось им как заглавие одной из будущих книг. (Он написал об этом среди других литературных поручений, пометив: "Зое и Анне. Вместо завещания".) «Я остался жить на всякий случай» – так заканчивалось это послевоенное стихотворение.

Не знал А. Межиров, что читательский интерес к поэзии трагически упадёт, хотя был убеждён, что во все времена читатель – величина постоянная, говорил, что истинных читателей всегда немного, как мало и настоящих поэтов. Предложенное им название книги вдруг стало горчайшим предвидением: неожиданно «на всякий случай» оказалась и поэзия...

Он мучительно наблюдал и остро переживал процесс торжества над подлинной культурой «окон телевизорной Европы»:

И горит, горит, хоть волком вой,

За твоими стёклами, Спиноза,

В окнах, запотелых от мороза,

Свет последней стадии склероза –

Дармовой культуры мировой .

С болью сознавал, к каким последствиям ведёт эта «культура», полученная задарма. «Коллективно вышли на эстраду, / Натянув последнюю струну», – написал он в стихотворении «Поздний Рим периода упадка...», улавливая «муторное и тяжкое» «затмение души». Недаром Станислав Лесневский, преданный высоким культурным традициям литературовед, издатель и главный редактор серии «СТО стихотворений», на вечере в Большом зале ЦДЛ к 90-летнему юбилею поэта закончил своё выступление словами вдохновенно-отчаянного, полного веры призыва: «Давайте поклянёмся Александру Межирову, что мы будем беречь достоинство русского слова, достоинство русской речи, достоинство нашей великой Родины!»

И вот первая книга А. Межирова, вышедшая после его кончины в упомянутой серии.

Как-то, разговаривая в Нью-Йорке с прозаиком Львом Наврозовым, который перевёл на английский практически непереводимое, выдающееся стихотворение А. Межирова «Я начал стареть, когда мне исполнилось сорок четыре...» , я спросила, как он выбрал из многих именно это. Пораженье своё, преждевременное постаренье / Полюбил... Упоительно-тусклый тон речи. Завораживающая монотонность интонации. Великая идея смирения.

– Обычно я читаю стихотворений 50, – пояснил Л. Наврозов, – отбираю из них 30. Из 30 – 10. Из 10 – одно.

Я вспомнила об этом, когда составляла сборник.

В прежние времена процесс сдачи рукописей книг Межирова в издательства происходил так: кипу стихотворений, написанных им от руки, я отвозила его постоянной машинистке, в скором времени забирала напечатанное, и дома он очень бегло просматривал страницы, почти не вычитывая текст, – мог себе это позволить: машинистка была высокого класса, как и редакторы, и наборщики в издательствах и типографиях. К тому же он никогда не составлял своих сборников. Как сам говорил – просто сваливал груду стихотворений на редакторский стол и больше к ним не прикасался, доверяя всё отделу поэзии.

У А. Межирова были разные периоды творчества, последний из них – 17-летний американский, когда он стал писать по-иному, как считают, ещё сильнее, сжато-пронзительно:

И только чувствую, что всё,

Что было прежде, – не годится.

Период, как у Пикассо,

Другого колера страница.

Ряд ранних его стихотворений по большому счёту – «повторимы», кроме лучших того периода, которые я и отобрала для книги. Позднее стихи его стали резко своеобычными и не могли быть повторены ни им самим, никем другим. Поэтику этих стихотворений невозможно перенять – настолько она не уступающая своих индивидуальных позиций, ускользающая от копирования. Я сделала сильный акцент в книге на них. Такие стихи, как, например, «Любая вещь в квартире это – ты...», «Я по утрам ищу твои следы...» и подобные им – конечно, пластичны и совершенны. Но они, при всей их сразу запоминающейся мелодичности, совсем не то, что сделало А. Межирова поэтом значительного ряда. Сказанное о себе: «мне подражать легко, мой стих расхожий...» – скорее метафора.

А вся «неуверенность» в своих стихах в последние годы жизни, о которой писали, была необычайной строгостью к себе. Но отчасти и игрой, которую он так любил в жизни, преображая ею будни во вторую реальность, ту, что высоко ценил в искусстве, считая её неотъемлемой особенностью всякого подлинного художественного произведения.

PS. Заместитель командира стрелковой роты Александр Межиров защищал Ленинград на Западном и Ленинградском фронтах, в Синявинских болотах.

Теги:Александр Межиров

Юрий Кобрин. Гены Ганнибала: Избранное. - М.: Вест-Консалтинг, 2013. – 336 с. – 1200 экз.

Я хотел было озаглавить свой отзыв строкой самого Юрия Кобрина – "русский сын земли литовской", а как вспомнил эпизоды его биографии, то подумал, что он, скорее, сын большой России на литовской земле. Юрий прочертил масштабную траекторию своей жизни от Южно-Сахалинска через Москву до Вильнюса. И не только географически: сын большой литературы, он щедро отдавал и отдаёт свои творческие силы переводу поэзии – он главный полпред нашей литературы в Литве и главный проводник в мир литовских муз для нас.

Он в сердце, мотив тот советский,

Прости, дорогая страна[?]

И берег нам нужен турецкий,

и Африка тоже нужна.

Понятно, речь идёт о самом прочном для взаимопонимания людей и народов – о культуре, а не об экспансии в духе раннего Жириновского.

Кобрину свойственна культурная открытость. Мы знакомы ещё с прошлого века, я помню, с каким ненасытным интересом он общался с поэтами разных народов во время «писательского десанта» – поездке по Волге на корабле в 1978 году. А потом через несколько лет вдохновенно знакомил меня с Вильнюсом. Сдержанный, всегда элегантный и приветливый, он загорался, как ребёнок, когда речь шла о литературе, искусстве, архитектуре.