Юрий Корнилов - Гувернантка из ЦРУ

А вот еще два сотрудника РС, которые, следуя указаниям шефа, всячески пытались раздуть "дело Туганова" в эфире. Уроженка Таллина Кристи Таммик. Бывшая артистка варьете. В 1975 году выехала со вторым мужем — иностранцем — на короткий период к родственникам в ФРГ. Очутившись на Западе, быстренько нашла себе любовника, ушла от мужа и приняла решение не возвращаться на Родину. Для советских людей моральный облик К. Таммик ясен: женщина, отказавшаяся не только от Родины, но и бросившая в Таллине ради любовных и прочих утех ребенка. Но такая "мораль", видимо, вполне устраивает хозяев "Свободы". Недаром они немедленно предложили бывшей артистке активно участвовать в клеветнических радиопередачах антисоветского толка, на которых специализируется подрывной мюнхенский радиоголос. Участвовать, естественно, не бесплатно, а за тридцать сребреников в марках ФРГ.

Рихо Месилане. Родился в 1949 году в Пярну. Бывший диктор Эстонского телевидения. В 1978 году выехал в туристскую поездку по Дунаю и остался в Вене. Незадолго до этого развелся с женой, бросил шестилетнюю дочь и женился вторично. Когда уезжал за рубеж, его новая жена ждала ребенка. Беременна была и его любовница. Что же, еще один вполне достойный кадр для тех кругов на Западе, которые так любят читать другим мораль на тему о том, как им следует устраивать свою жизнь…

Но вернемся к Туганову, который, как он утверждает, "многого не знал". В октябре 1982 года он явился в один из полицейских участков Мадрида с просьбой предоставить ему политическое убежище.

— Оттуда, — вспоминает Туганов, — меня препроводили в специализированное полицейское учреждение, занимающееся подобными мне людьми. Там с помощью переводчиков я оформил временные документы "политического беженца". Перед этим пришлось, словно уголовному преступнику, дать отпечатки пальцев, сфотографироваться в профиль и анфас, заполнить графу "особых примет". И только после этого полиция передала меня в руки Красного Креста, а точнее, директрисе отдела беженцев этой организации госпоже Фран Герригуес.

Надо сказать, эти женские ручки отнюдь не мягко обходились с новоявленным поклонником "западных свобод". Его поместили в третьеразрядную гостиницу, напоминавшую грязный барак, где он жил вместе с беженцами из Ирака и Ирана. Его телефонные разговоры и переписка тщательно контролировались. А в чем же проявлялась "забота о беженце" со стороны Герригуес? Она дала указание оплачивать ему скудную еду и даже выделила денежное пособие на покупку рубашки, носков и нескольких носовых платков. Ведь, убегая из гостиницы, "свободный художник" Туганов в панике бросил там свой чемодан…

А тем временем за кулисами велись лихорадочные переговоры — куда бы сплавить 62-летнего эмигранта из Эстонии? Власти западных стран почему-то не спешили с ответом на его слезную мольбу о предоставлении политического убежища: западным спецслужбам он нужен был прежде всего как их агент, видный деятель эстонской культуры, живущий и работающий у себя на Родине. Именно исходя из этого они и готовили провокацию. А он нарушил их планы и, испугавшись, не захотел возвращаться в СССР. И все-таки, чтобы прощупать почву, одна из разведок прислала к Туганову своего агента, говорящего по-русски. Тот пришел в обществе испанского полицейского и предъявил Туганову серию фотографий.

— Это сотрудники советского посольства в Мадриде. Кого из них знаете? Поделитесь сведениями о них.

Туганов никого и ничего не знал. Надежды на осведомленность новоявленного отщепенца угасли. И это оказалось равносильным приговору. Его выселили из гостиницы и переправили в монастырь — оттуда, мол, будет реже надоедать просьбами, да и содержание этого не очень-то нужного изгоя обойдется значительно дешевле.

— В монастыре, — вспоминает наш собеседник, — у меня появилось время основательно осмыслить свой поступок. Как и раньше в гостинице, меня кормили, над моей головой была крыша. Но чтобы оплатить свой хлеб, я работал в саду…

Туганов собирал миндаль, финики, орехи, выкорчевывал сухие деревья. Выкорчевывал и чувствовал, как выкорчевывает самого себя из любимого искусства, из памяти далекой теперь семьи, тех, кто был дорог и близок. По ночам его охватывали тяжелые, гнетущие мысли — да уж не погребен ли он заживо среди этих холодных каменных стен? Его судьба никого не волновала. Ни одна из обслуживающих монастырский пансион четырех монашек — ни мать Целия, ни сестры Роза, Колумба и Франциска не интересовались, откуда он, как попал в Испанию, надолго ли здесь останется? Для всех он был просто сеньор Эльберто, или, вернее, господин Никто.

Какую свободу я тут нашел? — вновь и вновь задавал себе Туганов один и тот же мучительный вопрос. Свободу жить в одиночестве, загнанным волком, без друзей и семьи, без Родины? Свободу с протянутой рукой выпрашивать политическое убежище под условием, что за это "убежище" с лихвой оплатишь наветами и клеветой на все, что было когда-то дорого? Свободу отказаться от любимого искусства и заняться земляными работами?

Перед тем как заснуть, Эльберт часто прокручивал в памяти ролик собственной жизни. В буржуазной Эстонии он не имел ни кола ни двора. Советская власть открыла перед ним, как и перед всеми жителями республики, широкие возможности. Отслужив положенный срок в армии, молодой Туганов в 1946 году пришел на студию "Таллинфильм" помощником кинооператора. Новое дело пришлось по душе, захватило. Со временем он увлекся рисованными и кукольными фильмами. "Работа с куклами — это чудо, — скажет позднее он в одном из интервью. — Хотя бы потому, что ты вдыхаешь в них жизнь. Разве не приятно быть творцом чуда? В куклах всегда есть что-то радостное. А я человек оптимистический, люблю веселую работу и не хочу делать тяжелые фильмы".

Было и другое, что во многом объясняло его увлеченность куклами. Когда он только начинал свой путь в кино, дочери были маленькими. Их мир его очень интересовал. Хотелось доступно рассказать им и другим детям о том, чего они не знают, — рассказать именно с помощью кукол, запечатленных на кинопленке. В итоге родились ленты "Сон маленького Пэтера", "Северный дракон", "Лесная сказка", "Отть в космосе".

Шли годы. Вслед за первыми детскими кинолентами появляются все новые работы Туганова, адресованные уже взрослым. Одна из них, "Сувенир", рассказывала об американской агрессии во Вьетнаме. Рецензируя этот фильм, эстонская печать отмечала: "Лента не только пронизана антивоенным пафосом. Она несет глубоко философский заряд".

"Философский заряд"… Там, в испанском монастыре, он часто думал о содержании своих фильмов. В Таллине ему подчас приходилось слышать: а не слишком ли сложны его ленты для ребенка? Этот вопрос всегда заставлял его бросаться, как в атаку, в жаркую дискуссию: "Да ведь ребенок должен вырабатывать в себе умение анализировать то, что он видит дома, в детском саду, в школе, в кино! Гораздо больший воспитательный эффект даст такой фильм, который помогает ребенку самому во всем разобраться". Так спорил Туганов с иными оппонентами. Но почему же он сам — не ребенок, а взрослый и, казалось бы, умудренный опытом человек — не смог сразу же разобраться в том, что произошло с ним за границей?!