Леонид Млечин - Кремль. Президенты России. Стратегия власти от Б. Н. Ельцина до В. В. Путина

— Что случилось?

— Да это Борис Николаевич, рвется.

Проходит час. В пять утра звонит опять наш Костя Петриченко, хороший парень. Я уже на взводе:

— Ты чего?

— Все, с «Аэрофлотом» договорились.

— Так чего звонишь?

— Борис Николаевич хотел поговорить.

Он берет трубку:

— Спасибо, все сделали. Но хотелось бы встретиться.

Я уже чувствую его состояние. Стал ему объяснять:

— Ну, сейчас же пять утра. Мы с тобой просто по рюмке выпить не можем. Надо потолковать, обсудить, надо поднять повара, чтобы он что-то подготовил. Ты приедешь не один, а с французами. А их я не пущу. Они куда денутся? И когда ты приедешь? А утром самолет. Все, договорились, встретимся в самолете.

Больше он не звонил. А в самолете он поддал и стал мне говорить: зачем ты выступал на октябрьском пленуме?

Я ему говорю:

— Если бы сейчас пленум проходил, я бы и сейчас выступил. Ты начал куролесить. Приведи себя в порядок...

Мы выпили, расцеловались. Он предложил после пленума поиграть в теннис. Я согласился. Но на пленуме он не подошел и потом не позвонил. Так мы с ним и не сыграли.

До начала работы первого съезда российских народных депутатов еще оставалось время, в непосредственной подготовке к съезду Ельцин не участвовал, и 27 апреля он вылетел в Лондон. В аэропорту его встречал советский посол Леонид Замятин, бывший заведующий отделом внешнеполитической пропаганды ЦК партии.

Премьер-министр Маргарет Тэтчер сочла необходимым принять лидера оппозиции. Из-за пробок машина Ельцина опоздала на Даунинг-стрит, где находится резиденция премьер-министра, на двенадцать минут, Ельцин очень нервничал.

«Ельцин предельно пунктуален, — вспоминает Коржаков. — Он никогда в жизни не позволил себе явиться не вовремя. Если мы из-за плотного движения задерживались, у президентского окружения холодный пот струился по спине — все ощущали нервозность Бориса Николаевича».

Маргарет Тэтчер впоследствии описала эту встречу:

«В западных кругах наблюдается четкая тенденция относиться к Ельцину не более чем как к фигляру. Я не могла поверить в справедливость этого суждения, если его можно считать таковым. Во всяком случае, я хотела составить свое собственное мнение. Поэтому, дипломатично уведомив Горбачева заранее, что я буду принимать Ельцина, как принимала бы лидера оппозиции, я с энтузиазмом согласилась встретиться с ним.

Краткая справка о Ельцине, которую мне подготовили, суммировала преобладавший в то время к нему подход. В ней он характеризовался как «противоречивая фигура», поскольку был единственным членом ЦК КПСС, голосовавшим против проекта программы партии и утверждавшим, что именно длительная монополия власти коммунистической партии привела СССР к нынешнему кризису и нищете десятков миллионов людей.

Я начала с того, что выразила поддержку Горбачеву, — я хотела, чтобы это было ясно с самого начала.

Ельцин ответил, что ему известно о моей поддержке советского лидера и политики перестройки и он также в основном поддерживает Горбачева в деле реформ... Перестройка изначально была задумана как средство сделать коммунизм более эффективным. Но это невозможно. Единственной серьезной альтернативой являются далеко идущие политические и экономические реформы, включая введение рыночной экономики. Однако все это слишком затягивалось.

Я полностью согласилась с такой оценкой. Меня поразило, что Ельцин, в отличие от президента Горбачева, ушел от коммунистической схематичности мышления и фразеологии. Он также был первым, кто привлек мое внимание к взаимосвязи экономических реформ и тех прав, которые должны были отойти к отдельным республикам.

Ельцин объяснил, как мало автономии имели правительства республик на самом деле. По сути, они выступали исполнителями — зачастую некомпетентными и коррумпированными — решений центра. Он сказал, что республикам должны быть переданы надлежащие бюджеты и право распоряжаться ими. А в каждой республике должны быть своя конституция и свои законы. Он считал, что именно неспособность решить вопрос о децентрализации и привела к нынешним бедам. В такой огромной стране просто невозможно управлять всем из центра.

В результате беседы я увидела не только Ельцина, но и проблемы всего Советского Союза в новом свете. Когда позднее, при встрече на Бермудских островах я рассказала президенту Бушу о том благоприятном впечатлении, которое произвел на меня Ельцин, он дал понять, что американцы не разделяют моего мнения. Это была серьезная ошибка...»

Сам Ельцин вспоминал потом; что он сказал британскому премьер-министру:

— Госпожа Тэтчер, я хотел донести до вас главное. В мире появилась новая реальность — Россия. Не только Советский Союз, с которым у вас хорошие отношения. Теперь есть и Россия. Важно, чтобы вы это знали. Готовы ли вы идти на контакты — торговые, экономические — с новой свободной Россией?

Тэтчер ответила:

— Господин Ельцин, давайте немного подождем. Пусть Россия станет новой и свободной. И тогда... Все возможно.

«Железная леди» улыбнулась.

28 апреля из Лондона Ельцин вылетел в Испанию, где его уже ожидал Виктор Ярошенко. Ельцин должен был выступить на конференции «Европа без границ и новый гуманизм» с докладом «Перестройка и гласность в СССР».

В Барселону им пришлось лететь на маленьком шестиместном самолете, зафрахтованном барселонским телевидением. Самолет они презрительно окрестили «консервной банкой».

Лев Суханов впечатляюще описал это путешествие, которое могло закончиться трагически:

«Когда подошли к аэроплану, Борис Николаевич, постучав ладонью по крылу, зловеще пошутил:

— Ну что, ребятки, в последний путь...»

В полете Суханов и Ельцин задремали. Когда проснулись, выяснилось, что «электропитание на борту отключилось и приборы вышли из строя». Самолет развернулся назад на Кордову. Борис Николаевич открыл глаза, выслушав Суханова, проговорил:

— А что я вам говорил? — и снова прикрыл глаза.

Тут выяснилось, что шасси не выпускается.

«Пилот начинает выделывать фигуры «высшего пилотажа»: он резко набирает скорость и так же резко бросает машину вниз. Раскачивает ее с крыла на крыло. Самолетик ревет, как рассерженный бык, проносится над взлетной полосой и снова набирает высоту, чтобы сделать очередной заход. И так круг за кругом. В какой-то момент летчики хотели посадить машину на воду — не получилось. Пытались вручную вытолкнуть злополучное шасси — тоже напрасно».

— Ну вот, теперь никаких привилегий — падаем все разом. Вы чего такие скучные? Может, какую речку найдем, успеем выпрыгнуть, — без малейшего намека на панику произнес Ельцин.