Петр Мультатули - Кругом измена, трусость и обман. Подлинная история отречения Николая II

Поэтому на сегодняшний день бесспорным является факт, что подлинных дневников агентурного наблюдения за Распутиным — нет. Что же касается так называемых «материалов по связям» Распутина, то они ко всему прочему прошли «чистилище» Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства, штамп которой красуется на обложке дела. Можно только догадываться, что могли привнести от себя в

это дело присяжные заседатели «самого свободного» правительства мира.

Эти «документы» являют собой образцы той яростной кампании по дискредитации Распутина, которая велась в последние четыре года перед революцией. Кем и как велась эта кампания, видно из письма некоего Афанасия Худоносова П. Н. Милюкову от 24 февраля 1912 г.: «Премногоуважаемый Павел Николаевич. Уведомляю Вам: при мне есть фотографическая карточка, на одной трое личностей: Григория Распутина, епископа Гермогена и иеромонаха Илиодора. Внизу под каждой своеручная роспись, от которых Вы бы могли заключить, что нужно, из поз и над почерком Григория Распутина можно подивиться, лично доказывает малограмотность» {410} .

Из этого письма ясно следует, что П. Н. Милюков собирал любые материалы о Распутине, которые можно было использовать в качестве компрометирующих его свидетельств. А так как этих свидетельств не было, их приходилось придумывать. Кстати, вспомним, что вышеупомянутые «телеграммы» распространялись тоже П. Н. Милюковым.

Но не только П. Н. Милюков собирал письма и фотографии Г. Е. Распутина. Странную страсть к этому собирательству проявлял другой активный враг самодержавия А. И. Гучков. Причём не только собирал, но и активно распространял. Некий Г. Карпов писал в марте 1912 г. некоему Николаю Петровичу, что ему удалось выпросить у «А. И. Гучкова письмо от Распутина. Может быть, Вам будет приятно заключить эту достопримечательность в Вашу коллекцию» {411} .

Не вызывает сомнений, что подобных «коллекций» с интимными «письмами» Распутину было великое множество. Также распространялись фотомонтажи, на которых изображены Государыня и царские дети якобы рядом с Распутиным. К сожалению, многие исследователи считают эти фотомонтажи подлинниками и помещают их в своих книгах именно как подлинные фотографии.

В принципе главные причины этой клеветнической кампании понятны: клевета на Распутина была направлена против царя и царицы.

Гораздо менее понятна причина, по которой Г. Е. Распутин подвергался поношениям, побоям и неоднократным покушениям на убийство. Ещё менее понятным является характер тех сил, представители которых делали всё, чтобы дискредитировать, а потом и убить Распутина.

Травля Распутина, будь то в газетах, с трибуны Государственной думы или в общественных учреждениях, преследовала, конечно, цель не столько его компрометировать, сколько компрометировать царскую семью. Тем не менее полагать, что компрометация Распутина была вызвана лишь одним желанием навредить царской семье — неверно. Травля А. А. Вырубовой и П. А. Бадмаева, которая также была направлена против царя и царицы, никогда не достигала таких масштабов, как в случае с Распутиным. Кроме того, травля Вырубовой и Бадмаева никогда не выливалась в серьёзные намерения их физического устранения.

Получается, что враги Распутина хорошо понимали его опасность для них самих, а потому их ненависть к нему носила целенаправленный и конкретный характер. При этом мотивы убийства Распутина у всех участников преступления разные. Предположим, что Юсупов и Пуришкевич убивалитаки Распутина, чтобы «спасти династию» от «чёрного колдуна», который дискредитировал монархию. Ну а английские разведчики, принявшие участие в убийстве, они тоже пеклись о престиже русской монархии? Той самой монархии, крушение которой их начальники в Лондоне уже готовили полным ходом? Для английских организаторов переворота миф о «монстре Распутине» был просто необходим, так же как и для союзных им революционных сил. Этот миф способствовал успеху революционной пропаганды, оправдывал готовящийся переворот.

Уверяют, что англичане могли бояться какого-то мифического сепаратного мира, который царь мог заключить под воздействием Распутина. Но в Лондоне и в Париже в конце 1916 г. были полностью убеждены в верности Императора Николая II союзническим обязательствам. Союзники знали лучше, чем кто-либо, о боевых возможностях русской армии, о росте вооружений, о развитии оборонной промышленности. Знали союзники и о всей смехотворности легенды о всесилии Распутина при царском дворе. Знали, но участие в убийстве Распутина приняли самое непосредственное.

А какими мотивами руководствовался министр внутренних дел А. Н. Хвостов, когда в 1915 г. пытался организовывать убийство Г. Е. Распутина? Этот эпизод неоднократно описывался в мемуарной литературе, в частности в воспоминаниях генералов А. И. Спиридовича и К. И. Глобачёва. Рассказывал о нём и так называемый «секретарь» Распутина А. С. Семанович в своей записке, которую он направил в департамент полиции. Семанович рассказывал, что 4 февраля 1915 г. к нему явился неизвестный ему инженер В. В. Гейне, который сообщил Семановичу, что познакомился с неким Ржевским, который работает помощником при директоре департамента полиции С. П. Белецком и состоит в негласном «личном распоряжении министра в. Д. Хвостова».

Один раз сожительница Ржевского, будучи в ссоре с ним, рассказала Гейне, что «Хвостов поручил Ржевскому проехать в Христианию и войти в соглашение с проживающим там Илиодором об убийстве Распутина и высших лиц, ему протежирующих» {412} .

В Норвегию (Христианию Ржевский поехал вместе со своей сожительницей и в присутствии её вёл все беседы с Илиодором. Илиодор согласился предоставить для убийства Распутина «своих пять фанатиков из Царицына и Петрограда». Об их приезде в Петроград Илиодор должен был сообщить Ржевскому условной телеграммой. Агенты Илиодора должны были быть снабжены МВД подложными паспортами и деньгами в размере 50 тыс. рублей {413} . По возвращении в Петроград Ржевский действительно получил от Илиодора условные телеграммы, «в которых было сказано что-то вроде: „братья согласны“, „братья вызваны“, „братья приехали“» {414} .

Не будем гадать, насколько правдиво Семанович изложил обстоятельства, при которых ему стали известны намерения министра А. Н. Хвостова. Главное другое: то, что изложено у А. С. Семановича, подтверждается воспоминаниями А. И. Спиридовича и К. И. Глобачёва. Причём К. И. Глобачёв делает весьма важные дополнения к записке Семановича. Изобразив страдания А. Н. Хвостова, который вынужден был получать от «грязного мужика» прямые «приказы» в виде писем-каракулей, К. И. Глобачёв приходит к выводу, что «Хвостов решил избавиться от Распутина тем или иным способом» {415} .