Петр Мультатули - Кругом измена, трусость и обман. Подлинная история отречения Николая II

По всей вероятности, «поиски» Иванова объясняются тем, что Алексеев был не на шутку обеспокоен той исключительной ролью, какую стал играть в перевороте генерал Рузский. Ведь фактически главкосев отрезал от внешнего мира не только императора, но и самого Алексеева. Именно от Рузского Алексеев узнавал всё, что якобы происходило с задержанными во Пскове литерными поездами, что делалось в Петрограде. Вполне возможно также, что Алексеев, который на определённом этапе намечался частью заговорщиков в «диктаторы», рассчитывал завершить свою игру в Царском Селе, где его на эту должность назначил бы доставленный туда Николай II {826} .

2 марта, находясь в Вырице, Н. И. Иванов получил телеграмму от А. И. Гучкова, отправлявшегося в Псков к царю, в котором тот высказывал Иванову пожелание увидеться с ним или во Пскове, или «на обратном пути из Пскова в Петроград» {827} .

«Рад буду повидать вас , — отвечал заклятому врагу императора „диктатор“ и „усмиритель“, — мы на ст. Вырица» .

На этом «карательный поход» генерала Иванова закончился. Великий князь Николай Михайлович, оценивая результаты этого «бумажного похода», писал, что вся «карательная экспедиция сделалась водевилем» и была инсценировкой, созданной руками «Гучкова, и Алексеева, чтобы усыпить возможное беспокойство императора и чтобы создать себе отчёт об истинном настроении войск Царскосельского гарнизона» {828} .

Рано утром 1 марта 1917 г. собственный императорский поезд продолжал своё следование на станцию Бологое. Во время следования от Малой Вишеры до Пскова, по свидетельствам лиц свиты, Государь ни разу не выходил на станциях прогуляться по перрону и не отправил ни одного письма, ни одной телеграммы Императрице Александре Феодоровне. (Правда, новгородский краевед Л. Кириллов нашёл в какой-то газете за 1917 г. рассказ очевидца, что якобы Император Николай II в Старой Руссе выходил из вагона и молился в привокзальной часовне, но этот факт не подтверждается другими свидетельствами.)

Следует отметить, что и то и другое было совершенно необычно для царя. Как известно, Император Николай II очень любил пешие прогулки и всегда, когда была хоть малейшая возможность, их совершал. О том, что Государь ежедневно, иногда несколько раз в день, отправлял письма и телеграммы Императрице, говорить не приходится.

1 марта вокруг Императора Николая II образуется полная информационная блокада. Вплоть до 4 марта Россия ничего не будет знать о своём Государе, довольствуясь лишь слухами. 4 марта страна узнает об отречении царя от престола, и только 5 марта Государю позволят позвонить в Царское Село.

В 9 ч утра императорский поезд прибыл в Бологое, где он, по утверждению А. И. Спиридовича, «едва не попал в руки революционного правительства, о чём никто не подозревал». А. И. Спиридович уверяет, что «о прибытии Государя со станции кто-то дал знать в Петроград в министерство Бубликову». Бубликов запросил Родзянко, что делать с царским поездом, и Родзянко приказал поезд «задержать, Государю передать телеграмму от Родзянко с просьбой дать ему аудиенцию, приготовить для его поездки в Бологое поезд» {829} .

М. В. Родзянко в Бологое не поехал. Пока он готовился к поездке, императорский поезд вдруг отправился по Виндавской железной дороге через Дно на Псков. Принято считать, что инициатива этого отправления исходила от Государя. Но к тому времени маршрут императорских поездов контролировался уже новыми властями и осуществлялся перешедшим на их сторону железнодорожным начальством. А потому поезд сам отправиться на станцию Дно не мог.

Тем не менее это внезапное отправление императорских поездов вызвало крайнее беспокойство А. А. Бубликова и Ю. В. Ломоносова. Они потребовали от железнодорожников немедленно задержать литерные поезда любой ценой. В 11 ч утра Бубликов отправил начальнику Виндавской железной дороги телеграмму, в которой требовал «сделать физически невозможным движение каких бы то ни было поездов в направлении от Бологое в Дно. За неисполнение или недостаточно срочное исполнение настоящего предписания будете отвечать как за измену перед Отечеством» {830} .

Несмотря на эту грозную телеграмму, императорский поезд днём прошёл Старую Руссу, на вокзале которой, по свидетельству Д. Н. Дубенского, собралась огромная толпа, которая при виде поезда снимала шапки и кланялась {831} .

Эти свидетельства Д. Н. Дубенского не подкрепляются другими свидетельствами. А. А. Мордвинов пишет только, что «в Старой Руссе текла обычная мирная жизнь» . В. Н. Воейков вообще ничего об этом не сообщает.

Кроме того, известно, что железнодорожная телеграфная связь была отключена и, по словам А. А. Мордвинова, «о непосредственном движении императорского поезда предупреждались только соседние станции». Откуда же на станции успела собраться «огромная толпа»?

В. Н. Воейков пишет, что в Старой Руссе ему «удалось по аппарату получить сведения, что генерал-адъютант Иванов только в это утро, то есть в среду, прошёл станцию Дно. Это известие, доложенное мною Государю, произвело на него неприятное впечатление; Его Величество спросил меня: „Отчего он так тихо едет?“ Тот же вопрос задавался и лицами свиты» {832} .

Однако «лица свиты» в своих воспоминаниях ни слова не пишут о своём беспокойстве в связи с рейдом генерала Н. И. Иванова. Наоборот, по сведениям А. А. Мордвинова днём 1 марта пришло «благоприятное известие, что генерал Иванов со своим эшелоном благополучно, без задержки проследовал через Дно и должен быть уже в Царском Селе» {833} .

В Старой Руссе, по словам А. А. Мордвинова, стало известно, что «мост по Виндавской дороге якобы испорчен или ненадёжен, и было решено двигаться на Псков».

Очевидно, что история про неисправный мост нужна была для того, чтобы объяснить следование императорских поездов не на Вырицу и Царское Село, а на Псков.

Когда собственный императорский поезд, повернутый изменившими железнодорожными служащими в сторону Пскова, утром 1 марта проследовал Старую Руссу, В. Н. Воейков послал шифрованную телеграмму генерал-адъютанту М. В. Алексееву. В ней дворцовый комендант просил наштаверха «распорядиться о беспрепятственном проезде» {834} .

Это обращение В. Н. Воейкова к генералу М. В. Алексееву весьма показательное. Вызывает недоумение, почему Воейков обратился не к главнокомандующему армиями Северного фронта генералу Н. В. Рузскому, что было бы логично, а к начальнику штаба Ставки? По имеющимся документам, официального ответа генерала Алексеева на эту телеграмму не было. Из разговора по прямому проводу между полковником А. А. Барминым и С. С. Карамышевым, состоявшегося 1 марта в 12 ч 10 мин, становится известным, что литерный «А» вышел из Старой Русы в 11 ч 45 мин в направлении на Псков. Поезд не имел официального наряда. Тем не менее в штаб Северного фронта поступило распоряжение обеспечивать поезду благополучное следование. А. А. Бармин предполагал, что «приказание, наверное, получено из поезда» {835} .