Антонина Коптяева - Собрание сочинений. Т. 4. Дерзание.Роман. Чистые реки. Очерки

Помолчав, Нина строго говорит:

— Вот так пострадал двенадцать лет назад город Северо-Курильск: его смыло совершенно.

Явление грозное, слов нет! Но, как будто заботясь о жителях, природа создала на Курильских островах — на тех, по крайней мере, которые нам удалось увидеть, — удобные береговые террасы и нагорья. Пренебрегать этим при выборе мест для строительства, конечно, нельзя.

Яркое солнечное утро. Грузовая машина с громким, надсадным шумом идет по дну узкой долины, по черному, размытому глубокими колеями проселку. Рядом, в густых зарослях ольховника, быстро льется навстречу горная речка.

Едем к перевалу, за которым находится Край света, неистово трясемся на выбоинах, залитых водой. Малые пространства острова выматывают и шоферов и — пассажиров трудностями бездорожья. По обеим сторонам нашего пути крутые склоны гор, поросшие дремучим ельником с такими же, как на Сахалине, серебряными стволами и темно-зелеными, с сизым отливом тяжелыми лапами. Только здесь воздух еще более влажен, парно и жарко в затишье, как в натопленной оранжерее, и оттого на елях и березах, кроме вьющихся лиан, висят длинные бороды — космы прочного белого мха.

Машина вдруг сворачивает с мягкой торфянистой дороги, заросшей по обочине плотным ковром из карликового бамбучника, и храбро въезжает в речной поток. Колеса подскакивают на окатанных голышах, нас встряхивает, мотает из стороны в сторону, гибкие ветви деревьев, образовавшие над речкой зеленый сводчатый коридор, хлещут по согнутым спинам. Но это не просто переезд через водное препятствие: машина продолжает идти руслом, как по шоссе. Ослепительно блестят на солнце говорливые струи, моют, полощут черную резину колес. Выше и выше по солнечной текучей дорожке, камни все мельче, дно ровнее. Высокие папоротники клонят с берега подпаленные свои кудри, будто любопытствуя взглянуть на проезжих. Потом опять трясучка по косогору, рядом с которым глубоко в еловом ущелье блестит бегущая вода.

Фантастичны скелеты древесного сухостоя, которого много на Сахалине и на Курилах, — искривленные руки-сучья, причудливо обломанные шишкастые еловые стволы, обросшие седой бахромой мха да гибкими лианами. Надо только представить себе, как все это выглядит ночью, когда полная луна бросает между лесными чудищами черные тени!

С вершины солнечного перевала открылся во всей красе Тихий океан. Он и в самом деле кажется издали тихим сегодня: синий-синий под голубым небом. Только дышит еще тяжело, расходившийся, раскачавшийся всей громадой после шторма. Только вскипают белые буруны у черных скал — каменных останцев, неведомо когда оторвавшихся от берега. Выветренные, наголо вымытые, отшлифованные миллиардами волн, высматривают из воды каменные глыбы.

Так вот он каков, Край света! Ступая по упругим, сухо шелестящим настилам бамбучника, по полегшей густой и жесткой траве, подходим — насколько можно — к обрывам берега. Глубоко в каменную твердь пробил океан овраги с крутыми, в отвес стенами. На дне этих ущелий шумит прибой, кипят белые гребни волн. Мрачно-черные провалы кажутся входами в преисподнюю. Дальше — на тысячи километров — величественная, вечно движущаяся громада океана, то ласкающая взгляд пленительной синевой, то вздымающаяся гигантскими валами, ревущими и грозными.

Край родной земли… А за космически огромным водным пространством мерещатся города Желтого Дьявола, истязающего людей бешеной погоней за долларами — целью и смыслом тамошней жизни. Беспощадна борьба, ненадежна удача, поэтому жалок даже преуспевающий человек того мира в своем одиночестве, неверии, постоянном страхе.

А здесь простор, солнце да чайки; по ночам бессонное, зоркое око маяка, и наши советские люди — труженики, патриоты.

На лов сайры мы выходили первого октября 1965 года.

Я и Ирина Гнездилова попали на сейнер «Зыряновск». Команда состояла из шестнадцати человек, слывущих мастерами лова, с молодым капитаном Борисом Андреевым. Признаться, мы опасались, что если поиски пройдут впустую, то рыбаки припишут неудачу присутствию женщин. Даже горделивое спокойствие поварихи «Зыряновска» не рассеяло нашей тревоги, уж очень нам хотелось счастливого лова.

Сейнер, раскачиваясь на волнистой зыби, так и ходившей гигантскими гладкими кругами, прошел вдоль отвесных берегов острова, мимо зияющего прорана — входа в соседнюю бухту Крабовую, — где с левой стороны темнеет, как броненосец на рейде, одинокая скала, и двинулся в наступающих сумерках в сторону Кунашира. Вместе с ним выходили на простор Южно-Курильского пролива десятки других судов, охватывали пунктиром редких огней все видимое пространство.

Борис Андреев высокого роста, тонкий, немножко сутуловатый, с явно выраженными монгольскими чертами. Он житель Находки — южного города Приморского края. Там, на рыбокомбинате Тафуи, работает его жена. У них двое детей, и родители вместе с ними живут. Капитаном на лове сайры Борис первый год, до этого ловил сельдь на Северных Курилах. В нынешнем году его «Зыряновск» сдал четырнадцать тысяч центнеров рыбы при годовом плане шестнадцать тысяч, хотя в путину сайры было столько, что могли бы уже выполнить и годовой.

В чем же дело?

— Рыба шла, а береговые базы не успевали ее обрабатывать. Поэтому мы сидели на норме: до тридцати центнеров нам улов ограничивали, и каждый день норма разная. Однажды мы привезли девяносто шесть центнеров. Девяносто приняли, а шесть выкинули за борт. Обидно было, конечно: такой продукт ценный, и спрос на него — только давай. Сейчас принимают от нас сайру в неограниченном количестве, так нет ее: южнее ушла. Вообще она осенью спускается на юг, а здесь держится, пока температура воды не меньше чем плюс четыре — плюс шесть. Сейчас-то еще теплое течение Куросиво подогревает Южно-Курильский пролив, но где искать сайру после шторма?

Гляжу в открытое окно капитанской рубки. Рыбаки начали выводить за борт длинные кронштейны люстр, похожих на опрокинутые желоба из белой жести (в каждом восемь ламп мощностью по пятьсот ватт).

— У нас на сейнере четырнадцать люстр белого света (лампы только кажутся голубыми — зеркальное стекло) и одна красная, — говорит Андреев, то посматривая из-за плеча рулевого на океанские волны, то наблюдая за показаниями приборов. — Два «световых» матроса всю ночь на прожекторе — подманивают сайру. В полнолуние ее не поймаешь: свети не свети, возле борта не держится — разбредается по поверхности. Поведешь прожектором — все кипит, а к борту не подходит. В путину были уловы до двухсот центнеров с лишним. Кто на косяк стал, тот и взял. Когда на рейде обрабатывающая база стояла, хорошо принимали рыбу.

«Когда на рейде обрабатывающая база стояла…» Эти слова заставили нас задуматься. Почему же она не всегда бывает на рейде, если береговые заводы не справляются с делом? Хотя и увлекательный, но очень тяжелый и опасный труд рыбаков заслуживает всяческого поощрения. И надо только вообразить, как обидно увидеть плоды своего труда выброшенными за борт! Осторожные люди предостерегают: «Стоит ли писать об этом?» Конечно, стоит. Сказал же на XXIII съезде партии товарищ Чернышев, первый секретарь Приморского краевого комитета КПСС: «Значительно отстают в своем развитии от роста промыслового флота береговые базы, медленно идет строительство портов, холодильных емкостей, пополнение рефрижераторного и транспортного флота».