Игорь Фесуненко - По обе стороны экватора

Жареные бананы

«Оревуар» — «До свидания», — пропела стюардесса, одарив нас хорошо отработанной улыбкой. Из прохладного салона лайнера «Эр-Франс», завершившего перелет из Парижа в Рио-де-Жанейро, мы ступили на трап и окунулись во влажную духоту тропической ночи. С этого мгновения жизнь расчленилась на две части. Все, что происходило с нами до сих пор — день, год или десять лет назад, — ушло, словно провалившись куда-то в пропасть. Все, что ожидало впереди — через год, через неделю или через полчаса, — все это было пугающе неведомым. Среди обвешанных сумками пассажиров мы брели по горячим бетонным плитам аэродрома к светящимся неоновым огням «Добро пожаловать в Рио-де-Жанейро!» — «Сидади Маравильоза!» — «в Прекрасный Город!», наши ноги подгибались от усталости, а через сотню метров нам предстояло знакомство с бразильскими пограничниками, таможенниками и чиновниками санитарного контроля. И хотя все бумаги были у нас в полном порядке, и справки из санэпидстанции не утерялись в предотъездной спешке, и в паспортах красовались въездные визы, неумолимо приближавшееся общение с пограничниками и таможенниками вызывало в сердцах ощущение тоскливой тревоги: у нас с женой и дочкой на троих было полтора десятка туго набитых чемоданов и саквояжей, и я просто не мог представить себе, что придется вскрывать этот из последних сил затянутый ремнями скарб, ибо знал, что, открыв любой из этих чемоданов, закрыть его снова уже никак невозможно.

Часы при входе в зал аэропорта показывали двадцать три часа. Вылетели мы из Москвы в шесть утра. С учетом поясной разницы во времени перелет, считая два часа на пересадку в Париже, занял двадцать три часа. Таким образом, целые сутки без одного часа мы находились в пути. И вот оказались у финиша: за высокой стойкой из коричневого дерева смуглокожий офицер-пограничник протянул руку за нашими паспортами.

…Я прекрасно знаю, что нет в журналистике более затасканного штампа, чем рассказ о прибытии автора к месту назначения и радостном изумлении пограничника, который, конечно же, впервые в жизни берет в руки советский паспорт и произносит вдохновенный экспромт о мире и дружбе между нашими «далекими, но такими близкими» странами. Наш офицер ничему не изумился. Он равнодушно шлепнул в оба паспорта — мой и жены — печати, регистрирующие пересечение границы, и повернулся к следующему пассажиру.

С облегчением вздохнув, мы проследовали к неторопливо ползущей ленте транспортера. Когда багаж был найден и собран в монументальную пирамиду, таможенник, которому мы подали заполненную декларацию, проявил не менее восхитительный либерализм: невозмутимо начертал мелом на каждом из наших пятнадцати чемоданов какой-то загадочный иероглиф, после чего багаж был взят под опеку носильщиком-негром. Его тележка превратилась в передвижной небоскреб. Наши соседи по рейсу — поджарые джентльмены с маленькими саквояжами и аккуратно опоясанными «молниями» чемоданами — с легким удивлением смотрели на эту гору, и мне было стыдно. Хотелось объяснить джентльменам, что я прибыл в этот город на много лет и мой объемный и тяжелый багаж — это пишущие машинки, кинокамеры, магнитофоны и прочая корреспондентская снасть, которая нужна мне для работы. С ее помощью я буду знакомить советских людей с жизнью далекой и неведомой им страны Бразилии.

Но джентльменам не было до нас никакого дела. Элегантно огибая нашу медленно ползущую тележку, они легко скользили к выходу. Я свирепо им завидовал. Завидовал их непринужденной легкости, аристократической осанке, спокойной уверенности в себе, их легким, немного усталым и чуть снисходительным улыбкам. Да, эти джентльмены могли пройти, не моргнув глазом, через любой пограничный и таможенный контроль.

…Нас встречали. Никто из встречавших не знал меня в лицо, но по смятению во взоре и по обилию багажа нас молниеносно вычислили в разношерстной толпе пассажиров наши соотечественники и коллеги, работавшие в Рио: корреспонденты ТАСС и «Правды» и пресс-атташе советского посольства. Со стоном облегчения мы припали к соотечественникам, которые хорошо знали свое дело: расплатились с носильщиком, рассовали наши чемоданы, коробки и узлы в три машины, усадили нас на мягкие сиденья и повезли куда-то. Куда именно, мы даже не отваживались спросить.

Первое ощущение от встречи с незнакомым городом врезается в память навечно. И сейчас, спустя два десятка лет, я помню так хорошо, словно это было вчера, ночную калейдоскопическую мозаику, откадрированную окном посольского «шевроле»: бегущие за автомобильным стеклом темные стены пакгаузов, желтый свет фонарей, обливающий неподвижные кроны пальм, бело-красные всполохи реклам, серую громаду кафедрального собора на авениде Варгаса, затем — парк Фламенго, за ним — белые небоскребы, слева — черный океанский залив Гуанабара с рассыпанными в беспорядке огоньками судов, а справа, на невидимой горе Корковадо — ярко освещенная фигура Христа с распростертыми, словно пытающимися обнять весь мир, руками.

В открытые окна машины бьет упругий, влажный, пахнущий сладковатой и пряной гнилью воздух. Гудят, взвизгивают и даже заливаются какими-то немыслимыми руладами автомобильные клаксоны и сирены. Поют на асфальте шины. И постепенно исчезает смятение и проходит беспокойство.

Проскочив через ярко освещенный туннель, пресс-атташе торжественно произносит: «Внимание! Въезжаем на Копакабану!»

Машина принимает вправо и тормозит у подъезда, над которым ярко светится вывеска «Плаза-Копакабана-отель». Проворные негры в коричневых мундирах накидываются на наши чемоданы, тащат их в холл. Я заполняю карточки, напоминающие таможенные декларации. Дежурный администратор, как и пограничник, тоже не выказывает никаких признаков удивления при виде синих советских паспортов. И это вызывает легкую досаду: было бы чертовски приятно услышать недоверчивый возглас: «Так вы русский? Прямо из Москвы? Не может быть!» Мне хочется, чтобы, как я это читал в десятках путевых очерков моих опытных и маститых коллег, и меня тоже сразу же после прибытия на бразильскую землю хлопали по плечу и сердечно приветствовали представители местной общественности. Мне хочется, чтобы, окружив меня плотной стеной, зарубежные друзья расспрашивали о непревзойденных красотах Московского метрополитена, восторгались бесплатным медицинским обслуживанием и отказывались поверить, что у нас, в Союзе, такая крошечная квартирная плата. Увы, ничего подобного пока не происходит.

Потом я пойму, что «Плаза-Копакабана-отель» — это традиционная обитель для наших соотечественников, прибывающих в Рио. В любой стране мира, с которой мы поддерживаем дипломатические отношения, экономические, торговые или культурные связи, имеются такие гостиницы, недорогие и надежные, проверенные опытом не одного десятка дипломатов, торговых работников, журналистов и спортсменов.